Интервью с инвестором

– Да. Театр – это актеры, а их нет. Шаркая ногами и шепелявя губами, старые почили, а те, которые, слава богу, не почили, ушли в политику, а молодые, как на конкурсе Интервидения, все похожи, все на одно лицо… Словом, остались одни как их там… смердючки или сердючки.

– Есть профессия, но нет таланта?

– Любой актер – это личность, сооружение, синтез харизмы, призвания, достоинств, он прежде всего носитель добропорядочности. И, наконец, в театре должна быть абсолютная преданность своему делу, на сцене нужно жить, а не быть!

– Вы считаете, что актеры сегодня размениваются по пустякам?

– Нет, не считаю. Разменивать нечего. Эти люди зарабатывают деньги на антрепризах. Грошовые, кстати, деньги. Лучше бы они грузили мешки с капустой на Павелецком вокзале. Ведь тогда актерской правды на свете было бы больше… И платят лучше, и пользы больше.

– Ясно. А из западных артистов есть кто-нибудь, кого можно считать артистом?

– Роберт де Ниро. Может, потому, что похож на меня.

– А из тех, кто не похож?

– Конечно, есть. Особенно много наших непризнанных актеров-самодуров, вроде нелепо погибшего Михаила Евдокимова в чине губернатора. Я ведь отрицательно отношусь не к актерам и тем более их тяжелой и во многом неблагодарной работе. Я презираю в актерском деле фиглярство. Купленная, инсценированная, роботизированная публика. Убери среду, убери шум, убери «фанеру» – и актера нет. А пружина, хребет настоящий в любом представлении и прежде всего в кино как в массовом представлении – это сам талант, плюс к уже названным трем характеристикам в кино необходима внешность. Это должны быть красивые люди, а нам вместо красивых подсовывают ожиревших, напомаженных либо роботизированных петрушек. Театр как представление я высоко ценю. Евгения Леонова любил, его игру. Иннокентия Смоктуновского любил. Они были самой легкостью, артистичностью, изящностью. Я ходил на концерт, когда сюда приезжали три великих тенора, посетил концерт Лучано Паваротти, когда он приезжал отдельно. Дорогое удовольствие. Слушал Стинга, когда он был здесь. Мне очень нравится Карел Гот (еще и потому, что похож на меня), ходил на его концерт в Кремлевский дворец, группа Space – был на их выступлении в Олимпийском. На Джорджа Бенсона ходил. На Паваротти и Хосе Каррераса ходил в Женеве, опять-таки гонялся за голосом Лучано во Флоренции. Люблю Хворостовского, который в России практически не поет. С женой пару раз в год ходили в Большой, пока его не разбомбили.

– А к Высоцкому как относитесь?

– Очень прозаически. Он лично для меня не знамение, я не вижу в нем гениальности. Талант да, гениальность – нет.

– Но написано не менее полутора тысяч песен.

– Может быть, их столько. Но в них эксплуатируется униженная среда униженных, включая и Высоцкого, который и сам был унижен.

– Почему?

– Потому что песни Высоцкого не возвышают, не вырывают человека из безысходности. Поэтизируя удалую тоску, они по преимуществу зовут человека навеки оставаться в ней. Очищения и, следовательно, спасения в них нет. И кроме того, претит во многом надуманное о нем. В сущности, он не был одинок, он не был диссидент. Впрочем, и властями в отличие от многих других он был преследуем умеренно. Ему в жизни скорее везло, чем не везло. Диссидентом его сделали. Для диссидентов тех лет он был находка. Мне кажется, Высоцкий как продукт времени, а не отдельно взятая личность сегодня был бы невозможен.

– Хорошо, а кто певец народа тогда получается?

– Разные певцы у народа. Но тот же Шаляпин, Козловский, Лемешев…

– А советский период? Мне кажется, Высоцкий – это классика.

– Это вряд ли! Это как раз антиклассика. На таком голосе, с такими поэтическими рифмами классика не строится. Советская классика – это Евгений Мартынов, Юрий Гуляев, Муслим Магомаев, Анна Герман…

Классика советская – это Есенин, Блок, Маяковский, Симонов, Твардовский…

– Но Высоцкого же любили, слушали.

– Любили диссиденты, слушали лагеря, тешились неудачники. Но не народ. Народ нуждался (продолжает нуждаться и теперь) во много большем. Его «Зин, не бузи» – это находка? И что же это за находки, и что же это за народное? Это певец, который служил, выполнял функцию певца диссидентов.

– Как «Эхо Москвы» сегодня. Нужно, чтобы в стране был красный уголок.

– Ну, это «Эхо Москвы» теперешнее. Да, но не Москвы и тем более не народное это… Поймите, я не Высоцкого не люблю, я не люблю тот образ, который ему диссиденты создали.

– Значит, Высоцкий, в принципе, был нормальный?