Повалившись обратно на пол, я принялась судорожно соображать. Итак, директриса и завхоз причастны... К чему? Вероятнее всего, к похищению Феликса. Каким образом, я пока не знала, но это было не так важно. Важнее то, куда они дели Машу и что намереваются сделать с ней. А также со мной. И я пришла к печальному выводу, что ничего хорошего нам не светит.
В двери заскрежетал замок, я притворилась, что все еще нахожусь без сознания, наблюдая, тем не менее, за происходящим сквозь полуопущенные веки. В помещение вошел завхоз, приблизился ко мне, нагнулся, затем дотронулся до моего лица, проверяя, видимо, не притворяюсь ли я. Мне стоило большого труда сдержать гримасу отвращения. И тут я заметила на его правой руке золотую печатку с черепом. А чуть выше запястья татуировку – крест, пронзенный стрелой, над ним орел с распростертыми крыльями и распахнутым клювом. Воспоминания пронзили меня, и я задрожала. Именно так Маша описывала убийцу Феликса. Выходит субъект, называющий себя Сергеем Константиновичем, одиннадцать лет назад придушил несчастного мальчика?
– В себя еще не пришла, – произнес убийца, отходя от меня. – Мама, ты ведь могла убить ее! Или она так надышалась гадости из баллончика, что теперь превратится в идиотку!
Мама? В дверях возвышалась директриса Плаксина. Он назвал ее мамой… Господи, ну и дела творятся! Получается, завхоз является сыном Агнии Борисовны? Теперь все окончательно стало на свои места. Никакой он не любовник престарелой директрисы, а ее отпрыск, вот почему она и приютила его у себя в детском доме.
– Если сдохнет, невелика беда, – заявила директриса, и мне ужасно захотелось взять топор и огреть мерзавку по башке. – А что же касается интеллекта... У столичной курицы его отродясь не было.
Я заскрежетала зубами, но не особенно громко.
– Мама, может, мы отпустим ее и девчонку? – спросил вдруг завхоз. – Ведь что нам с ними делать?
– Сереженька, я не намерена отступать у самой финишной черты, – заявила Плаксина. – Восемь миллионов лежат где-то в сумке и ждут нас. Я уверена, что никто их до сих пор еще не нашел. Что же касается московской идиотки, то от нее надо будет избавиться. Тело сожжем в топке отопительного котла, так что даже костей не останется!
От столь жуткой перспективы у меня по телу побежали мурашки. Агния Борисовна, педагог с сорокапятилетним стажем, заслуженный работник народного образования России, лауреат «Знака почета», с легкостью говорила о кремации моего бренного тела в топке отопительного котла, как будто речь шла о чем-то обыденном! А кто знает, сколько тел Плаксина уже там сожгла!
– Мама, может, не надо? – спросил тревожно завхоз.
Ну надо же, убийца испытывает угрызения совести…
– Сережа, сейчас уже поздно давать задний ход, – стояла на своем директриса. – Если бы ты в тюрьме не увлекся религией, если бы не сообщил на исповеди отцу Нектарию о своем участии в похищении мальчика, если бы эта дура нас не подслушала... Тогда бы никого убивать не пришлось! А так надо позаботиться еще и о священнике, потому что он действует мне на нервы и заявляет, что ты обязан рассказать обо всем милиции. Теперь ты понимаешь, Сережа, что богу богово, а кесарю кесарево? Восемь миллионов долларов! Они станут нашими! Поэтому надо ликвидировать девчонку.
– Мама, ведь в ней живет душа ребенка, которого я убил, – проговорил с дрожью в голосе завхоз. – Это наказание за мои многочисленные грехи!
– Не мели ерунды! – отрезала Агния Борисовна. – Твоя Православная церковь не предусматривает переселения душ. А если в теле девчонки в самом деле живет душа Феликса, то, значит, все, что проповедует православие, фигня. Тогда нет необходимости в чем-то каяться и пытаться замолить грехи.
Какие, однако, прелестные учителя работают в наших школах и детских домах! Особа, готовая ради восьми миллионов долларов сжечь меня в топке, не исключено даже, что живьем, в течение многих десятилетий воспитывала ребят!
– Мама, я сам уже не знаю, чему верить, а чему нет, – обронил завхоз, а директриса заявила:
– Какая разница, Сережа, что будет после смерти! Если мы все попадем в ад, то не лучше ли при жизни успеть насладиться существованием? Мне шестьдесят четыре, и я хочу еще получить от жизни сполна! А при помощи восьми миллионов долларов это можно легко устроить. Если же ада нет, и мы в самом деле потом перерождаемся в теле другого человека, то тем более нет причин соблюдать моральные устои. Да и разве мы делаем что-то незаконное? Деньги валяются практически под ногами, мы только должны найти и подобрать их. Они все равно никому не принадлежат! А скорее всего, после смерти нет ничего, ни ада, ни рая, ни переселения душ, ни новой жизни. Как говорится, жили-были да сдохли-сгнили. Так даже лучше: тогда надо полностью концентрироваться на тех несчастных десятилетиях, которые отводит тебе природа.