— Вы считаете, машину угнали, как в случае с «Опелем»? — озарило меня. Надо отдать мне должное: иногда я неплохо соображаю.
— Конечно, — вздохнул Родионов, — и он опять от нас ушел.
— Кто? — насторожилась я.
— Убийца, разумеется.
— Так вы… — Я открыла рот и некоторое время (продолжительное) забывала его прикрыть.
— Дарья Сергеевна, — наставительно изрек Родионов. — Если вы что-нибудь знаете, самое время вам все мне рассказать.
— Ничего я не знаю, — испугалась я. — Я вам все рассказала. А почему вы думаете… Вы действительно ожидали чего-то в этом роде? — Он вздохнул и отвернулся, а мне все стало совершенно ясно. Я нахмурилась и все же решила кое-что прояснить:
— Так вы поэтому начали бегом заниматься? То есть я хочу сказать, вы продолжали находиться на работе? И гвоздика… — Если бы взгляды могли убивать, Родионов уже валялся бы возле моих ног бездыханный, но он даже не рухнул (к сожалению), правда, выглядел совершенно несчастным, так что, если бы не его коварство, мне бы стало жаль человека.
— При чем здесь гвоздика? — обиделся он. — Гвоздика совершенно не поэтому… Между прочим, я за вашу жизнь беспокоился и оказался прав.
— А я вас беспокоиться не просила. Спасибо вам, конечно… — Фраза прозвучала чересчур саркастически, Родионов потупил взор и заявил:
— Ничего-ничего, это мой долг. А гвоздику я принес, потому что… Вообще-то я хотел принести букет роз. Большой. Но, во-первых, денег не хватило, а во-вторых, постеснялся. Конечно, стесняться тут нечего, но… вы женщина, как бы это сказать… Короче, вполне могли послать меня к черту, да еще и букет вдогонку швырнуть.
— Это кто вам сказал? — насторожилась я.
— Никто мне не говорил, — пожал плечами Родионов. — Я сам все вижу.
— Очки купите, — посоветовала я, останавливая такси.
— Куда вы? — спохватился он.
— Домой. У меня там двое детей и собака.
— Дайте я вас хоть провожу.
— Пожалуйста, — хмыкнула я. — Тогда такси за ваш счет.
Свет в моих окнах не горел, и это меня здорово напугало. Родионов тоже начал проявлять беспокойство. Впрочем, может, по обыкновению симулировал.
— Пожалуй, мне стоит войти в квартиру вместе с вами, — сказал он. Я подумала и кивнула. В квартиру он вошел первым, включил в прихожей свет и осмотрелся. Я, пройдя почему-то на цыпочках, заглянула в маленькую комнату и увидела Сеньку — он крепко спал с наушниками на голове. Я вздохнула с облегчением, но тут же нахмурилась и включила свет. Сенька поднял голову, стянул наушники и спросил:
— Ты чего так долго?
— Дела, — туманно ответила я. Сенька увидел появившегося за моей спиной Родионова и пробормотал:
— Здрасьте.
— А где Чугунок с Кузей? — насторожилась я.
— Васька домой ушел и Кузю с собой увел. Говорит, Кузе в конуре скучно, а у них дома такое веселье, что в самый раз для большой собаки.
— Дурак твой Васька, — заметила я, нисколечко Сенькиному объяснению не веря. В гневе я слишком резко повернулась и уперлась носом в плечо Родионова. — Ой, — сказала я и покраснела.
— Может, чаю? — предложил он.
— Пожалуй, если вам не трудно, — ответила я и почувствовала себя законченной дурой, нет, с этим надо что-то делать. — Идемте в кухню.
Мы выпили чаю с остатками принесенного Родионовым зефира, припрятанными мною на черный день (чернее этого дня я ничего не могла припомнить за последние два-три года). Александр Сергеевич смотрел туманно, время от времени покашливал, но заговорить не решался. Мне тоже ничего умного не приходило в голову, а глупостей я уже столько сказала, что лучше мне было помолчать. Не знаю, сколько бы мы так просидели на моей кухне, но тут в окно тихонько постучали. Родионов насторожился и зачем-то выключил свет, а я, выглянув в окно, увидела Чугунка с верным Кузей, распахнула одну створку и спросила:
— Чего тебе?
— Дарья, Упырь хочет встретиться. — Тут он заметил Родионова, осекся и даже побледнел, затем развернулся на пятках и рванул через двор.
— Стой! — заорала я и полезла в окно, Родионов лихо перемахнул через подоконник и в три прыжка догнал мальчишку. Он не учел только одного: Кузя с виду сама доброта, но постоять за своих друзей умеет. Пес вцепился ему в штаны… в верхнюю их часть, ту, что ниже спины, Александр Сергеевич сначала взвизгнул, а потом порадовал нас такой отборной бранью, что его великий тезка, знаток русского языка, здорово бы удивился. Я ухватила Кузю за ошейник и заорала:
— Сенька! — Племянник, высунувшись в окно, с непониманием смотрел на то, что мы выделываем в свете фонаря, затем неловко вывалился на асфальт, сказав: «3араза», и наконец-таки оттащил Кузю. Тот лаял, брызгал слюной и никак не желал успокоиться. — Да что ж это такое? — простонала я, заметив во всех окнах изумленные лица соседей. Затем перевела взгляд на спортивные штаны, в которые был облачен Родионов, точнее, на то, что от них осталось, и сказала в крайней досаде: