Интим не предлагать! (СИ)

От подобного спича по-хорошему бы встать и дать увесистую затрещину. Быстрым взглядом оцениваю возможности противника: на ногах стоит уверенно, язык не заплетается — неужели протрезвел?

— Чего припёрся? — поднимаюсь на ноги и как сварливая жена упираю руки в бока.

— Если что — я его не пускала! — пищит из-за его спины Цветкова. — Если хочешь, давай я Семёнычу позвоню, — и уточняет Малиновскому: — Между прочим, это наш участковый.

— Подожди Семёнычу, успеется, — перевожу грозный взгляд на горе-мужа: — Так чего надо? Мы тут сильно заняты, вообще-то. Вот… чай пьём.

— Классные тапки.

Кошусь на свои пушистики с кроличьей мордой, но стараюсь держать лицо.

— Говори и проваливай.

— Пойдём, там поболтаем, — кивает на единственную жилую комнату, но я даже с места не сдвигаюсь.

— У меня от Цветковой секретов нет, мы с ней считай как сёстры. Семья, — специально давлю на последнее слово. Пусть ему стыдно станет, если он знает, конечно, что такое стыд.

— Вот-вот. И обувь сними! — влезает на правах хозяйки Анька и Малиновский на удивление послушно скидывает кроссовки.

— Идём, — и выходит из кухни. Сказал таким тоном, что спорить с ним сразу же перехотелось.

— Если что — кричи! Я тут за стеной буду, — предупреждает Цветкова и для верности достаёт из подставки огромный половник.

Не слишком охотно следую на ним в нашу с Анькой спальню, тире гостиную, тире кабинет. Богдан уже сидит на моём сложенном диване и, с нтересом осматриваясь по сторонам, изучает полки с милыми сердцу безделушками, оклеенное сердечками зеркало, мягкие игрушки.

Там, на Рубиновой, он смотрится, как бы это выразиться — ко двору, здесь же, в нашей с Анькой крошечной комнатке он словно инопланетный пришелец. Модные джинсы, дорогая стрижка, терпкий мужской аромат уверенного в себе альфы.

— Ну чё, круто у вас тут.

— Насмехаться пришёл? Ну-ну, давай, селфи на фоне ковра сделай и подпиши: так живёт пролетариат. И локацию не забудь.

— Вообще-то, я серьёзно. Мило. Уютненько.

Снова этот обезоруживающий тон земного человека. Вот умеет он в пол оборота перевести стрелки на меня, так, что уже я чувствую себя виноватой. А вообще-то, это он мне первый нагрубил и, можно сказать, из дома выставил.

— Ну и чего ты убежала? — лицо озаряет неуместно тёплая улыбка.

Не сметь таять! Нападай.

— А что я там у вас забыла? Ты, мама, папа — чудесное семейство. Не хочу мешать вашей идиллии.

— Я и отец да, а вот с мамой неувязочка, — нарочито равнодушно бросает он.

— В каком это смысле? — уточняю, будучи уверенная, что он снова начнёт плести какую-нибудь чушь или отшутится. Но он не шутит и даже больше не улыбается, и меня озаряет ужасная догадка: — Она что…

— Не-ет, она жива и очень даже здорова. Живёт в Турции. С другим мужиком, которого встретила пару лет назад отдыхая на курорте, — он старается говорить спокойно, но я вижу, каким холодным стал его взгляд, как от напряжения заирали желваки.

Я зависла, не зная, что на это сказать. Оказывается, идеальному семейству небожителей не чужды проблемы нас — простых смертных.

— Ну а чего ты так смотришь? Это жизнь. Такое сплошь и рядом, и пока тебя это не коснётся, кажется, что это в других семьях такое случается — несчастливых, но твоя-то семья не такая. И дом полная чаша, и прочая муть, — он привычно смахивает со лба чёлку и снимает куртку, оставаясь в чёрной стильной рубашке. — Встретила турка, — горькая усмешка, — без памяти влюбилась. Сначала покаталась туда-сюда под разными предлогами — выдуманными, разумеется, и вот после последней “командировки” осталась там, строить своё новое счастье. А сегодня утром заказным письмом от адвоката пришли бумаги о разводе. Финита ля комедия, лапуль. Захэппиэндилась сказочка.

Осторожно сажусь рядом и теперь уже точно чувствую себя кругом виноватой.

— Извини, я правда не знала…

— А никто не знает. Ситуация щекотливая, вывод о моей матери напрашивается сам собой. Она всегда такая была: вечно в разъездах, делах, важных встречах, если ты понимаешь, о чём я. Кажется, она порой забывала, что у неё муж есть, а сын тем более, — снова грустно усмехается и переводит взгляд с цветастого ковра под ногами на меня: — Хотя тебе не понять, у тебя-то точно в семье всё ништяк: мамка, папка, бабуля, поди. Домашняя выпечка.

— Ну почему, мои родители тоже в разводе, отец уже давно снова женат. Он, как и твоя мама, тоже частенько задерживался в командировках. Так что у нас не только штамп общий, Малиновский.

— Выходит, так, — и улыбается: — Интересно.

— Что именно?

— Вообще-то, мы с тобой женаты, а узнаём друг друга только сейчас.

— Фиктивно женаты, — зачем-то поправляю.

— Да-да — три куска, месяц, я помню, — он замолкает и мне почему-то кажется, что впервые за всё время он задумывается о том, что действительно происходит и, судя по напряжённому выражению лица, мысли его не слишком радуют.

Дождь бешено молотит по стеклу, мы сидим рядом на диване, делимся наболевшим и как-то это всё непозволительно интимно…