Интимная жизнь Ленина: Новый портрет на основе воспоминаний, документов, а также легенд

Все эти годы происходило перерождение Ленина из культурного, интеллигентного человека, каким его стремились воспитать родители, в грубого, грязного, неделями не меняющего одни подштанники больного человека, которому было совершенно наплевать и на свой внешний вид, и на свою культуру речи (в чем очень легко убедиться, почитав его работы).

Что касается Крупской, то с ней все проще: она ведь никогда интеллигентной женщиной не была, да и вспоминала о том, что она женщина, куда реже, чем это делала бы, вероятно, любая другая на ее месте.

Со смертью Елизаветы Васильевны уже некому стало следить за ними, своевременно стирать их одежды, но как раз это Ленина и Крупскую меньше всего волновало.

Один чемодан на двоих при переезде из одной страны в другую — явление для них совершенно нормальное.

Все эти годы Ленин много писал, а также принимал деятельное участие 8 издании большевистских газет. О его литераторских и редакторских способностях уже известный читателю В. Карпинский так рассказывал:

«В качестве корректора, а впоследствии и выпускающего ЦО мне довелось близко познакомиться с Владимиром Ильичем… Известно, что Владимир Ильич, будучи уже главой Советского государства, в анкетах на вопрос о профессии писал: «журналист», «литератор». С глубоким уважением относился сам Владимир Ильич к печатному слову и такого же отношения требовал от других.

Нечего и говорить, что прежде всего он требовал от автора основательного марксистского знакомства с освещаемым вопросом. Всезнайства Владимир Ильич терпеть не мог.

Второе его требование: умей излагать мысли своими собственными словами! Он искал в статье, в корреспонденции живую, свежую мысль, живое, яркое слово, искорку таланта, интересные факты. И если находил их, то уж не жалел ни труда, ни времени на обработку такой статьи, на беседу и переписку с автором ее.

Очень строгим редактором был Владимир Ильич, но отнюдь не придирчивым. Редактируя статью, он ограничивался минимумом безусловно необходимых поправок. Очень интересно в этом отношении его письмо по поводу одной брошюры Луначарского. Брошюра понравилась Владимиру Ильичу, хотя он и нашел в ней много неосторожно сформулированных мест, к которым могли придраться противники. Однако он не стал «ретушировать», «исправлять» рукопись.

«…Уже очень жаль стирать Ваши краски и портить живо написанную вещь», — писал он Луначарскому.

Однако, если было необходимо, Владимир Ильич требовал и многократной переделки статьи. Так было, например, со статьей того же Луначарского. Ему было поручено написать извещение об издании газеты «Вперед». Статья имела программный характер. Здесь были недопустимы хотя бы малейшие неточности. Автор должен был по замечаниям Владимира Ильича трижды ее перерабатывать.

Владимир Ильич всегда проявлял неослабное внимание ко всем мелочам газетной, работы.

«Каждый номер ЦО, — пишет Надежда Константиновна, — продумывался до малейшей детали, до последней буковки».

Ясность, краткость, точность изложения, выразительность и точность заголовков, выбор шрифта, правка корректуры, выход газеты в срок — всему этому Владимир Ильич придавал огромное значение и лично следил за этим. Ни один «пустяк» не мог укрыться от его зоркого взгляда.

Владимир Ильич сам с карандашом в руке высчитывал, сколько букв влезет в номер тем или иным шрифтом, огорчался, что мало петиту, старался экономить как можно больше на полях, требовал, чтобы заголовок занимал поменьше места, выжимал досуха «воду» из статей.

А как он сам правил материал! Несмотря на то, что у него был мелкий, «бисерный» почерк, все его поправки, вставки, корректурные знаки всегда были написаны самым тщательным образом. Владимир Ильич относился с уважением к труду наборщика, переписчика, корректора, как ко всякому труду, и для него было просто немыслимо «черкануть» в рукописи такое словцо, такую строчку, которую потом часами разбирали бы сотрудники.

Я видел, с каким увлечением работал Владимир Ильич над письмами читателей. Сначала пробежит письмо быстро-быстро. Потом накроет листки рукою, посмотрит прямо перед собой, прищурившись, и, вероятно, решив, что это интересно, важно, начнет читать строку за строкой. А надо сказать, что в те времена приходилось читать материал, не перепечатанный на машинке, написанный нередко неразборчивым почерком рабочего.

Иное письмо так взволнует Владимира Ильича, что он встанет и пройдется по комнате, говоря как бы про себя:

— Здорово! Вот это так!

Подойдет к столу, еще раз пробежит отдельные строки и, наконец, начинает править.

Владимир Ильич старался сохранить своеобразный язык рабочего корреспондента, его манеру изложения, его подход к вопросу, своеобразие его аргументации.

— Как они умеют просто и хорошо писать! Вот бы нам так научиться! — говаривал. Владимир Ильич. — Чем ближе к разговорному языку, тем лучше! Ничего, что автор подошел к вопросу с такой стороны, употребил такие выражения и аргументы, какие нам с вами никогда и в голову не пришли бы. Тем лучше — лишь бы по существу было правильно!