Интимная жизнь Ленина: Новый портрет на основе воспоминаний, документов, а также легенд

Еще пахло в комнатах кожей промокших сапог и махоркой, а Мария Александровна уже обдумывала, к кому обратиться, куда написать, ведь ее дело — помогать детям, вызволять их из беды. Это — ее пост.

Володю выслали в Кокушкино, где отбывала ссылку Аня. Это лучшее из всего, что могло с ним случиться.

Потянулась одиновая деревенская вьюжная зима. Никаких соседей поблизости. В холодном доме печи всегда топились плохо. Нынче они дымили напропалую. В коридорах было сыро. Дуло из щелей. Войлочные борта старого бильярда вконец сведены молью и осыпались, стоило их задеть. Володю и Аню поддерживало то, что в кабинете покойного дяди Пономарева было много весьма замечательных книг.

Все здесь напоминало детство, только как будто все остановилось, замерло под сугробами. Затихла речка Ушня. Темнеет вдали унылый лес. Но вдруг забренчат бубенцы. Раскатятся по залитой водовозом обледеневшей дороге сани, и к покосившемуся крыльцу подъедет барабус, привезший обшарпанный пестерь с книгами из библиотеки.

Теперь уже не серьезная девочка Маша Бланк и смешливая ее сестра Катя торопятся распаковать его, стряхнуть от снега тугую крышку, а задумчивая Аня и коренастый подвижный юноша в студенческой тужурке. Другое время. Другое поколение. Другая юность. И счастливое, веселое когда-то гнездо Кокушкино — место ссылки».

Даже из этого отрывка из очерка Вечтомовой «Мать», которую при всем желании невозможно обвинить в несимпатии к семье Ульяновых и которая, приступая к написанию очерка, несомненно, выполняла заказ большевистской партии, так вот, даже из этого отрывка видно, как выдавали большевики желаемое за действительное, показывая Ленина этаким мучеником, которого все время преследовало царское правительство.

Это же надо — попасть в ссылку, в сущности, домой, в «гнездо, из которого улетают птицы», как с любовью говорил о Кокушкино отец Ульянова-Ленина. К тому же, там уже находилась его сестра Анна, которая тоже поплатилась за распространение листовок. Хотя — поплатилась ли?

Писатель Николай Григорьев о Кокушкино писал так:

«После ухода Александра Дмитриевича (отца матери Ленина — Б. О.-К.) в отставку вся семья перебралась в Кокушкино. Деньги на покупку этого именьица удалось раздобыть с большим трудом. Здесь их встретил совсем другой мир. Уж на что нешумный город Пермь, а тишина над речкой Ушней оказалась ни с чем не сравнимой.

Совсем рядом две деревни: русская и татарская, да и само Кокушкино крестьяне часто называли по-татарски — Янасала.

Дети скоро перезнакомились с ровесниками в обоих поселках. Отец деятельно устраивался на новом месте. Нужно было вскопать и засеять большой огород, развести цветники.

По утрам Александр Дмитриевич принимал больных крестьян. Маша ему помогала. Когда отец уезжал, она понемногу заменяла его. Подруг у нее в деревнях нашлось много. Она учила их грамоте, собирала на святках ребятишек, играла им на рояле, пела с ними, запоминая местные песни. Читала зимними вечерами».

Сестра Ульянова-Ленина Ольга не без восхищения описывала дорогу в Кокушкино, которая «большею частью шла между хлебными полями; рожь уже колосилась; она была очень густа и высока, так что весело было на нее смотреть. Иногда дорога шла лесом, и вместо яркого солнечного света, трещанья кузнечиков, пенья птиц внезапно наступали мрак и тишина, которые особенно усиливались в глубине леса…».

В общем, если разобраться, попал Ленин не в ссылку, а на курорт.

Другое дело, что ему претило заниматься деревенской работой, да и не умел он ничего делать, поэтому и «печи всегда топились плохо», «дымили напропалую», «в коридорах было сыро», «дуло из щелей». Но в этом царское правительство винить трудно.

И тут сразу же невольно начинаешь думать о том, как же сам Ленин, «самый человечный», — разбирался со своими оппонентами, куда он их «ссылал», когда пришел к власти.

В одном из писем Троцкому он писал-спрашивал: «Если наступление начато, нельзя ли мобилизовать еще тысяч 20 питерских рабочих плюс тысяч 10 буржуев, поставить позади их пулеметы, расстрелять несколько сот и добиться настоящего массового напора на Юденича?»

До такого «метода воспитания» царское правительство вряд ли додумалось бы.

* * *

Осенью 1888 года Мария Александровна добилась того, что Владимиру разрешили жить в Казани. Нужно было продолжать образование, а в Казанский университет дорога закрыта.

Симбирский дом продали. Близился конец Аниной ссылки. Где-то следовало «осесть». Мать начала хлопотать о покупке хутора, втайне надеясь, что сельское хозяйство займет детей. В мае переехали в Самару. Хутор и лошадь Буланку купили в пятидесяти верстах от города у разорившегося золотопромышленника Сибирякова.