В ту пору он жил еще в полнейшем одиночестве и его рабочий день, продуманный до последней минуты, составлял превосходные чередования крупных порций труда с правильными вкраплениями в обрез необходимого отдыха.
По утрам Владимир Ильич обыкновенно чувствовал необычайный прилив жизненных сил и энергии, весьма не прочь был побороться и повозиться, по какой причине и мне приходилось неоднократно вступать с ним в некоторое единоборство, пока он не уймется при самом активном сопротивлении с моей стороны (в устных воспоминаниях Кржижановский обычно рассказывал об этих эпизодах со смехом, показывая, как маленький и щупленький Ленин пытается побороть его. — Б. О.-К.). А затем, после короткой утренней прогулки, начинались графы нашей. учебы. Определенные часы были посвящены работам литературного характера, подготовке материалов по статистическим сборникам, занятиям философией, чтению экономической литературы, как нашей, так и западной, а на отдых полагалось и чтение беллетристики.
Газеты мы получали, конечно, с громадным запозданием и сразу целыми пачками. Но Владимир Ильич ухитрялся систематизировать и чтение этих газет: он распределял их таким образом, что каждый день прочитывал только номера, соответствующие темпу запоздания, но именно приходящиеся только на определенный день. Выходило, — что он каждый день получает газету, только с большим опозданием. А когда я пытался портить этот газетный ритм, злонамеренно выхватывая сообщения позднейших номеров, он затыкал уши и яростно защищал преимущества своего метода.
Владимир Ильич был большим поклонником морозного чистого воздуха, быстрой ходьбы, бега на коньках, шахмат и охоты. И какой это был веселый, живой и общительный товарищ в часы такого отдыха на свежем воздухе или в процессе сражения за шахматным столиком!
Так шли недели за неделями нашей ссыльной жизни, и напряженный темп работы этого необыкновенного человека, который на наших глазах не пропускал ни одного дня, чтобы так или иначе, но несколько продвинуться вперед в смысле расширения своего умственного багажа, действовал на нас необычайно подбадривающим образом. Каждому в его присутствии хотелось быть лучше, чем он есть, и вместе с тем так тянуло быть ближе именно к этому яркому и жизнерадостному человеку».
Как видно из воспоминаний Кржижановского, необычайное веселье и здесь неотступно преследовало Ленина. Словно вовсе и не в ссылку попал он.
Но это было особое веселье. Это было веселье человека, который уже предчувствовал грядущие большие перемены, созвучные его маниакальным целям.
Как известно, в свою ссылку Ленин собирался не один. С женщиной.
Выше уже говорилось о том, что соратники Ленина для подпольной работы обзаводились «женами», которыми пользовались попеременно. Когда же «товарищи» начали действовать особенно активно и, как следствие, один за другим начали отправляться в ссылки, заботливый Ленин предложил в помощь и поддержку им отправлять в ссылку молодых девушек (для холостяков, конечно), которых назначала им партия.
Предложение было поддержано. И, как показала практика, многие фиктивные жены после нескольких лет совместной жизни становились настоящими, то есть законными. Если же этого не происходило, им подыскивали, точно таким же способом, новых «мужей». Коммунисты, которые, придя к власти, сколько лет боролись с проституцией, тогда, в конце прошлого столетия, для себя сами же ее и узаконили.
Когда наступил черед отправляться в ссылку Ленину, он себе жену выбрал сам.
Многие полагают, что он, не раздумывая, выбрал Крупскую. (Она, кстати, к тому времени уже опять была арестована, и ее ждали три года ссылки в Уфимскую губернию). Однако есть версия, что ему очень нравилась казанская красавица Елена Ленина, которая пообещала поехать за ним в Сибирь. Но то ли она была не готова на такие жертвы, то ли она тогда просто пошутила (над «чудаком» Ульяновым, кажется, всю жизнь подшучивали, посмеивались за глаза), но в Сибирь она не поехала. Раздосадованный Ленин тут же послал письмо с признанием в любви Крупской, присутствие которой рядом с ним чувствовалось даже тогда, когда она находилась за решеткой.
Но, если не саму Елену Ленину, то хотя бы ее фамилию будущий вождь всемирного пролетариата «увез» с собой в ссылку, превратив затем в свой главный псевдоним и прославив в бесконечном множестве стихов своих придворных поэтов.
Конечно, Крупская с радостью приняла предложение Ленина, хотя и понимала, что тот, возможно, имел в виду фиктивный брак. Но другого такого шанса могло и не быть, и она решила сделать все возможное и невозможное, чтобы стать его настоящей женой. Перво-наперво она решила ехать с матерью.
«Елизавета Васильевна, — пишет Лариса Васильева, — была готова служить молодоженам и кухаркой, и прачкой, и горничной, лишь бы ее почти тридцатилетняя бесхозяйственная дочка, выйдя из тюрьмы (стыдно подумать — в тюрьму попала!), зажила замужней жизнью (она-то, скорее всего, и не догадывалась, каких «жен» в основном, увозили с собой в ссылку холостые «политические» — Б. О.-К.).