Интимная жизнь Ленина: Новый портрет на основе воспоминаний, документов, а также легенд

«Нравились ему больше не сатирические стихи Демьяна, а пафосные, — замечает Крупская. — Читаешь ему, бывало, стихи, а он смотрит задумчиво в окно на заходящее солнце. Помню стихи, кончающиеся словами: «Никогда, никогда коммунары не станут рабами!»

Читаешь, точно клятву Ильичу повторяешь, — никогда, никогда не отдадим ни одного завоевания революции…».

Странная клятва жены мужу. Комичнее ситуации и представить себе трудно.

Кстати, и у самой Крупской имелся свой личный взгляд на литературу, отличающийся от общепринятых. Но вся беда была в том, что от ее позиции, от ее взгляда в конце двадцатых годов зависело издание книг и судьба писателей в России.

Показательна в этом отношении статья Крупской «О «Крокодиле» Чуковского», которая появилась в «Правде» 1 февраля 1928 года:

«Надо ли давать эту книжку маленьким ребятам? Крокодил… Ребята видели его на картинке, в лучшем случае в зоологическом саду. Они знают про него очень мало. У нас так мало книг, описывающих жизнь животных. Интересует ребят не лошадь, овца, лягушка, а именно те животные, которых они не видели.

Но вместо рассказа о жизни крокодила они услышат невероятную галиматью. Звери в облике людей — это смешно! Смешно видеть крокодила, курящего сигарету, летящего на аэроплане, смешно видеть крокодильчика, лежащего в кроватке, смешно также, что крокодил называется по имени-отчеству: «Крокодил Крокодилович». И вместе с этой забавой дается и другое — изображается народ. Народ орет, злится, тащит в полицию, народ — трус, дрожит, визжит от страха. К этой картинке присоединяются еще и стриженные под скобку мужички, благодарящие шоколадом Ваню за его подвиг. Все это уже совсем не невинное, а крайне злобное, которое недостаточно осознается ребенком, но залегает в его сознании.

Вторая часть «Крокодила» изображает мещанскую домашнюю обстановку его семейства, причем смех, что Крокодил от страха проглотил салфетку, заслоняет собой изображаемую пошлость. Крокодил целует ноги у царя гиппопотама…

После всего сказанного становится ясно, что звери под влиянием пожирателя детей, мещанина Крокодила, курившего сигары и гулявшего по Невскому, идут освобождать томящихся в клетках своих братьев-зверей. Все перед ними разбегаются в страхе. Однако звери взяли в заложницы Лялю, и, чтобы освободить ее, Ваня дает свободу зверям: «Вашему народу я даю свободу, свободу я даю!» Что вся эта чепуха обозначает? Какой она имеет политический смысл? Какой-то явно имеет, но он так заботливо замаскирован, что угадать его довольно трудно. Герои, дарующие свободу народу, чтобы выкупить Лялю — это такой буржуазный мазок, который бесследно не пройдет для ребенка. Приучать ребенка болтать всякую чепуху, читать всякий вздор, может, и принято в буржуазных семьях, но это ничего общего не имеет с тем воспитанием, которое мы хотим дать нашему подрастающему поколению. Такая болтовня — неуважение к ребенку. Сначала его манят пряником, веселыми невинными рифмами, а попутно дают глотать какую-то муть, которая не пройдет для него бесследно».

Что ж, возможно, и любила Крупская детей, но то, что она совсем не понимала их душу, их психологию, и не имела ни малейшего представления о их воспитании, не вызывает никакого сомнения.

Как и то, что критическая стезя — явно не для нее.

* * *

Однако вернемся в Шушенское к молодоженам, тем более, что сейчас там происходят вещи, которые не однозначно характеризуют Крупскую.

Представьте себе, верстах в двадцати от Шушенского жил и работал на сахарном заводе ссыльный революционер Виктор Константинович Курнатовский, который, познакомившись с Крупской, тут же влюбился в нее.

То ли поспособствовали этому годы, проведенные в одиночестве, то ли еще что-нибудь, сказать трудно, да это и не важно, в общем.

Важно то, что и Крупская не смогла устоять перед его, рассказывают, необычайной красотой. Молчаливая, задумчивая супруга тут же превратилась в веселую, остроумную женщину.

«Вы, Надюша, по отчеству Константиновна, и я Константинович! — хитро говорил ей Курнатовский, умеющий подбирать ключики к женским сердцам. — Можно подумать, что мы брат и сестра».

«Сестра» довольно улыбалась.

Можно долго рассуждать, почему так произошло: или Ленин не очень хорошо справлялся со своими супружескими обязанностями, или просто Курнатовский был слишком опытным обольстителем, чтобы перед ним смогла устоять эта «дурнушка». Но все это так и останется рассуждениями и догадками, поскольку в подробности этого романа Крупская предпочитала не углубляться в своих воспоминаниях.

Взревновал ли ее Ленин? Это нам тоже неизвестно. Хотя — вряд ли. Ведь неизвестно, считал ли он ее в тот момент уже своей законной женой. К тому же, как известно, в революционной работе «все средства хороши». Да и кто знает вообще догадывался ли Ленин об этом маленьком романе.

Возможно, сегодня это кому-нибудь покажется странным, но прежде, чем верить или не верить, вышесказанному надо попытаться вникнуть в психологию «товарищей», поскольку она, мягко говоря, все же отличается от психологии нормального человека.