При градоначальстве сидеть было очень скверно, не сравнить с «предварилкой». «Инсекты не дают покоя ни днем ни ночью, — рассказывал Владимир Ильич, — и вообще грязь невозможная, а кроме того, ночью шум, ругань; как раз около камеры усаживаются каждую ночь в карты играть городовые, шпики и пр…»
Хорошо, что сиденье здесь продолжалось не более двух недель. Владимир Ильич очень беспокоился, чтобы у него не отобрали заграничного паспорта, который был уже в кармане, а с этим паспортом был связан дальнейший план действий: ехать за границу и приступить к изданию большой политической газеты — будущей «Искры», которая должна стать органом революционной социал-демократии в противовес «экономизму» и пр., которая должна тесно связаться
А вот как об этой почти детективной истории рассказывает Крупская:
«Перед отъездом за границу Владимир Ильич чуть не влетел. Приехал из Пскова в Питер одновременно с Мартовым. Их выследили и арестовали. В жилетке у него было 2 тысячи рублей, полученных от Тетки (А. М. Калмыковой), и записи связей с заграницей, писанные химией на листке почтовой бумаги, на которой для проформы было написано чернилами что-то безразличное — счет какой-то. Если бы жандармы догадались нагреть листок, не пришлось бы Владимиру Ильичу ставить за границей общерусскую газету. Но ему «пофартило», и через дней десять его выпустили».
Впечатляет стиль письма Крупской: «чуть не влетел», «пофартило». Вспомним еще любимое ленинское словечко «говно», или как он любил говорить про своих противников — «эти бляди», «эти политические проститутки». Похоже, «революционно настроенный интеллигент», по мнению «товарищей», должен был отличаться от остальной «массы» и своим словарным запасом.
Как бы реабилитируя Левина в глазах потомков, который бросил в Уфе на произвол судьбы жену и тещу и укатил в Псков, Крупская торопливо замечает:
«Потом он ездил ко мне в Уфу попрощаться. Он рассказывал о том, что ему удалось сделать за это время, рассказывал про людей, с которыми приходилось встречаться. Конечно, по случаю приезда Владимира Ильича был ряд собраний.
Кажется, около недели прожил тогда в Уфе Владимир Ильич.»
И ни слова о том, что до этого Ленин был в Подольске у матери. Что это, желание показать, как дорога ему была его жена?
Тем не менее, Дмитрий Ульянов вспоминал:
«По освобождении Владимир Ильич (можно только догадываться, как «отшлифовывались» эти мемуары, если в них своего родного брата Дмитрий Ульянов все время называет не иначе, как «Владимир Ильич» — Б. О.-К.) поехал в Подольск, где мы жили с матерью. Его сопровождал от самого градоначальства полицейский чиновник, который и доставил Владимира Ильича по назначению — прямо к исправнику Подольского уезда. Исправник, некий Перфильев, старый чинодрал, любивший при случае метнуть гром и молнию, но трус по существу, потребовал у Владимира Ильича документы. Тот предъявил свой заграничный паспорт. Перелистав и просмотрев его, исправник положил документ к себе в письменный стол и сказал: «Теперь вы можете идти, а паспорт останется у меня». Самое страшное для Владимира Ильича случилось: у него отобрали заграничный паспорт, и кто отобрал? Какой-то уездный исправник! «Документ мне нужен, — сказал Владимир Ильич, — возвратите его мне». Исправник величественно ответил: «Вы слышали: документ останется у меня, а вы можете идти». Владимир Ильич протестовал и заявил, что не уйдет, пока не получит обратно паспорт. Исправник стоял на своем. Тогда Владимир Ильич повернулся к выходу и заявил: «В таком случае я принужден жаловаться на ваше незаконное действие в департамент полиции», — и вышел. Исправник струсил, последняя фраза произвела свое действие. Он вскричал: «Послушайте, г. Ульянов, вернитесь назад! Вот ваш паспорт, возьмите его».
Владимира Ильича ждали дома с нетерпением. Как только он перешагнул порог, он. внес с собой живость и веселье. Начал рассказывать о своих последних злоключениях, и прежде всего об этом «старом плуте и дураке» — исправнике. Он был еще возбужден после этой схватки: «Хотел отобрать у меня заграничный паспорт, старый дурак, так я его так напугал департаментом полиции…», и Владимир Ильич весело захохотал».
К этому времени молодой Ульянов уже плохо соображал, что такое уважение к старому человеку, если тот придерживается других политических взглядов и всего-то стремится хорошо исполнять свои профессиональные обязанности.
Мысленно он уже был за границей, а деньги, которыми были туго набиты карманы, подгоняли в дорогу.
ЗА ГРАНИЦЕЙ
Письма от Ленина из-за границы перестали приходить, и Крупская не на шутку заволновалась. Уж кого-кого, а своего мужа она знала прекрасно: стоит им некоторое время пожить порознь, как он тут же забывает, что у него есть жена. Да и до жены ли ему, когда у него в голове такие фантастические планы!