Интимная жизнь великих диктаторов

В скором времени Жозефина и Наполеон стали любовниками. Для Жозефины секс всегда был приятным способом завершить запоминающийся вечер. Для Наполеона это было чем-то выдающимся. На другой день в семь утра он восторженно написал: «Я пробудился, исполненный мыслей о Вас. Чувства мои мечутся без передышки между Вашим портретом и воспоминаниями о нашей пьянящей ночи. О, милая, о несравненная Жозефина, чем Вы околдовали мое сердце? Что, если бы Вы разгневались? Что, если бы я увидел Вас в печали или тревоге? Тогда моя душа от горя раскололась бы вдребезги. Тогда Ваш любящий друг не нашел бы ни отдыха, ни покоя. Но ничего подобного не случилось, когда я поддался переполнившему меня глубокому чувству, когда меня охватило пламя, изливавшееся с Ваших уст, из Вашего сердца… Через три часа я увижусь с Вами, а пока, mio dolce amor, шлю вам тысячу поцелуев, однако Вы не посылайте мне ни одного, ибо они воспламеняют мою кровь».

Огюст Мармон — порученец Наполеона — вспоминал о том, как отношения с Жозефиной влияли на характер генерала: «Он обезумел, в полном смысле этого слова обезумел от любви. Очевидно, это была его первая настоящая страсть, страсть первобытная, и он ей отдавался со всею пылкостью своей натуры. Доселе ни один мужчина не бывал одержим любовью столь чистой, столь искренней, столь исключительной. И хотя Жозефина успела утратить свежесть юности, она умела доставлять ему удовольствие, вдобавок мы знаем, что перед влюбленными никогда не стоит вопрос «почему». Человек любит потому, что он любит, и нет на свете чувства, менее доступного объяснению и анализу, нежели любовь».

Спустя много времени после развода Наполеон, познавший горечь поражений и изгнания, на острове Святой Елены все еще признавал: «Я был в нее страстно влюблен, и наши друзья все поняли задолго до того, как я осмелился сказать о сем хотя бы слово». Его любовь к Жозефине, утратившей, по словам современников, «весь ее цвет», шокировала многих. Наполеону было двадцать шесть, а ей — тридцать два, хотя она тщательно подделала свидетельство о браке, убавив себе четыре года, тогда как Наполеон галантно добавил два к своему возрасту.

Наполеон, полный оптимизма и юношеской любви, писал Жозефине: «Вам не следует вдохновлять меня на безмерную любовь, ежели Вы сами не питаете ко мне подобного чувства». Она не питала подобного чувства. Наполеон обманывал себя. Жозефина просто забавлялась со своим «забавным маленьким корсиканцем» — как она его называла.

Но Баррасу хотелось сбыть с рук транжирку Жозефину, а Жозефина нуждалась в новом содержателе, так что молодость и наивность Наполеона устраивали их обоих. Впоследствии Наполеон признал, что жениться на Жозефине ему присоветовал Баррас. Он ясно дал понять, что от этого поправится общественное и финансовое положение Наполеона. Еще Баррас внушил молодому генералу, что Жозефина богата. На самом же деле все ее приданое состояло из кипы неоплаченных счетов. Но она происходила из родовитого семейства, а Наполеон был неисправимым снобом.

Предложение руки и сердца застигло Жозефину врасплох. Она рассчитывала побыть некоторое время любовницей Наполеона, но уж никак не женой. Подруге она призналась, что не любит его, что испытывает лишь «безразличие, холод». Устрашась корсиканского пыла, Жозефина была склонна искать в матримониальных притязаниях Бонапарта некие скрытые мотивы, и он, узнав об этом, был глубоко уязвлен. «Да как вы могли подумать, что моя любовь отдана не Вам такой, какая Вы есть? Кому же тогда? Чему? Вы меня ошеломили, но пуще я дивлюсь самому себе, ведь я нынче утром снова у Ваших ног, и нет во мне силы и желания этому противиться! О, бремя тяжести и унижения! О, моя несравненная Жозефина, в чем природа Вашей удивительной власти надо мною? Почему одна лишь мысль о Вас способна отравить мне жизнь и разорвать мое сердце, и почему в то же время другое чувство по-прежнему сильнее меня, и другое, менее мрачное расположение духа вновь заставляет меня ползать у Ваших ног?»

В конце концов сила его страсти одержала победу. «Не знаю, в чем тут причина, — говорила Жозефина подруге, — но подчас его абсурдная самоуверенность просто поражает меня, и начинает казаться, будто для этого человека нет ничего невозможного, он в силах исполнить все, что ни взбредет ему в голову. И кто возьмется сказать, на что способно его воображение?»