Интимность и история: семейная драма Герцена в сознании русской интеллигенции

И.Г. Птушкина (сотрудница Института мировой литературы им. Горького) проделала огромную работу, подвергнув тщательному анализу подлинную рукопись Герцена. Работая с микрофильмами или фотокопиями автографа, Птушкина, которая не получила возможности выехать для этой работы в Амстердам, исправила более трехсот текстологических неточностей в издании 1956 г. (неверные прочтения, опущенные предложения, нарушение порядка слов, утраченный курсив, абзацы и пр.) и изменила названия и порядок фрагментов, или глав[53] {http://www.polit.ru/research/2010/11/17/gertsen_print.html#_edn53}. Более того, она предложила иные, нежели принятые ранее, зачин и концовку повествования, дав таким образом всему тексту новую рамку.

В частности, Птушкина пришла к заключению, что второй раздел части пятой предполагалось начать фрагментом, озаглавленным «Из журнала женщины» (находящимся в другой тетради), — с выдержками из дневника Натали Герцен, который она вела незадолго до отъезда семьи из России в 1847 г. (и который Герцен отредактировал для публикации). В конце второго раздела части пятой, под подзаголовком «Прибавление», Птушкина поместила несколько фрагментов. В них входили две заметки в стиле дневниковых записей, «Теддингтон перед отъездом» (датированная августом 1863 г.), и «После приезда» (21 сентября 1863 г.). Герцен занес эти записи в свой дневник (и скопировал их затем в тетрадь) в дни поездки в Ниццу, когда, 21 сентября 1863 г., он побывал на могиле Натали, в доме, где Герцены жили совместно с Гервегами, и в доме, где Натали скончалась. Текст части пятой, каким он известен нам по публикациям, вышедшим между 1956 и 1997 гг., завершался этими воспоминаниями. Однако тетрадь с автографом, которая теперь имелась в распоряжении Птушкиной, содержала еще одну запись:

ЕЩЕ ПОСЕЩЕНИЕ

(25 марта 1865).

Под этим заголовком и датой — ни слова. В этот день Герцен снова посетил могилу Натали — на этот раз он приехал в Ниццу, чтобы похоронить своих детей — трехгодовалых близнецов, родившихся в его тайном браке с Натали Тучковой-Огарёвой[54] {http://www.polit.ru/research/2010/11/17/gertsen_print.html#_edn54}. Текст, подготовленный Птушкиной, оканчивается этим (тщательно отмеченным Герценом) молчанием.

Эти текстологические решения имели последствия для интерпретации всей части пятой. Очевидно, что у рассказа Герцена не один конец и не одно начало, то есть не одна рамка. Так, первая глава (где излагаются события, предшествующие делу Гервега) завершается следующими словами:

...Было время, я строго и страстно судил человека, разбившего мою жизнь. Было время, когда я искренно желал убить этого человека... С тех пор прошло семь лет; настоящий сын нашего века, я износил желание мести и охладил страстное воззрение долгим беспрерывным разбором. В эти семь лет я узнал и свой собственный предел... и пределы многих... и вместо ножа — у меня в руках скальпель, а вместо брани и проклятий — принимаюсь за рассказ из психической патологии[55] {http://www.polit.ru/research/2010/11/17/gertsen_print.html#_edn55}.

Затем следует рассказ о романе Натали Герцен с Гервегом.

Слова «в эти семь лет…» являются, по моему мнению, намеком на вторую семейную драму Герцена — его связь с Натали Тучковой-Огарёвой.

В этой истории он оказался в положении, напоминающем роль Гервега в драме Натали Герцен. (Впрочем, Герцен немедленно сообщил Огарёву о своей связи с его женой.) Оканчиваясь пометой «Еще посещение», понятной только для посвященных в интимные детали его сложной жизни, рассказ о первой драме обрамляется зашифрованными отсылками ко второй драме.

Другое изменение относится к заглавию. Птушкина пришла к заключению, что Герцен собирался дать подзаголовок второму (интимному) разделу части пятой: «Inside» (в соответствии с подзаголовком первой части — «Outside»)[56] {http://www.polit.ru/research/2010/11/17/gertsen_print.html#_edn56}. Это также сказывается на интерпретации части пятой. Рамка «Outside — Inside» подчеркивает дуализм общественного и личного. Эта композиция предполагает, что два измерения человеческой жизни могут быть разделены, отграничены и, наконец, вписаны в нечто большее. Слияние внешнего и внутреннего, общего и частного в одно целое составляет главную тему истории жизни Герцена.