Интимный дневник. Записки Лондонской проститутки

—  Ну, давай, прочитай-ка мне, детка, что там написано. Я стала читать. Похоронена семья: отец, мать и четверо девочек. Их имена, даты рождения и смерти вырезаны на камне затейливым шрифтом Викторианской эпохи.

—  Ты что-нибудь такое заметила? — спросила она.

—   Только то, что они все умерли в один день. Какой-нибудь несчастный случай?

—   Пожар, — сказала она. — В том самом доме, где живу теперь я.

Неподалеку остановилась какая-то седая дама, прогули­вающая терьера. Она помахала рукой маме Н., в то время как ее собачка бесчестила вечную память какого-то уве­шанного медалями военного.

—   Они в это время все спали.

—   Не может быть!

И перед глазами у меня встала страшная картина: кро­ватки, в которых спят маленькие девочки, накрытые оде­яльцами, во фланелевых пижамках, а все кругом охвачено ярким пламенем. Страшная судьба, которая нам, вероят­но, не грозит с нашим центральным отоплением и огне­упорной мебелью. Такое теперь происходит, только когда какой-нибудь обанкротившийся папаша вдруг съезжает с катушек и губит всю свою семью.

—   Когда завтра проснешься, спустись на кухню и поню­хай, не пахнет ли дымом?

—   А вдруг это будут просто подгоревшие тосты, кото­рые вы готовите к завтраку? — улыбнулась я.

—   Нет-нет, — сказала она. — Тут живут четыре маленьких привидения, они умерли, так и не проснувшись.

Мы отправились обратно домой и, вернувшись, читали газету и ели наши сэндвичи. Я послала Н. текстовое сооб­щение о том, что прекрасно провожу время с его мате­рью, а сама в глубине души сильно опасалась, что у меня не получится ночью заснуть. При каждом шорохе или скрипе, каждом порыве ветра за окном мне казалось, что где-то что-то уже горит, и каждые пять минут я вскакивала с постели — мне все время мерещился запах дыма.

Когда я проснулась и спустилась на кухню, дымом там совсем не пахло. В мобильнике меня дожидался текст: «Хорошо провести выходные. Не слушай, когда она рас­сказывает про привидения. Н.»

lundi, к 16 fevrier

Утром сушила волосы — раздался стук в дверь. Откры­ваю: стоит один из моих рабочих, а в руке бледная роза.

—    Э-э-э... м-м-м, — сказал он, и это начало было просто очаровательно.

—    Это мне? — спросила я.

Вообще-то мы договаривались, что они к этому време­ни с ремонтом уже закончат, но тут возникли проблемы с новой посудомоечной машиной. В чем именно было дело, они не сказали, видно, им глубоко отвратительна сама мысль огорчить столь нежную и чувствительную особу, как я. А может, просто не в состоянии были выразить суть этих проблем словами. Каждое утро перед началом работы они долго распивали у меня чаи, а стоило мне робко заикнуться о сроках окончания ремонта, они начи­нали что-то путано мне разъяснять, из чего мне станови­лось ясно одно: я ничего не понимаю в ремонте. А вооб­ще, мол, барышня, скоро, главное, не волнуйтесь. Я уже почти привыкла к такому образу жизни. И если кто-то из моих рабочих решит остаться со мной навсегда, я не уве­рена, что смогу убедить его отказаться от этой идеи, разве что сославшись на то, что в доме чай кончился.

—    Как мило с вашей стороны.

—    Это не с моей стороны, — заявил он. — Это... то есть, я хочу сказать... это не от меня, это один человек попро­сил меня передать вам.

—   Очень приятно. А записка была?

—   Я не видел.

—   А от кого, вы говорите, эта роза?

—   Сам не знаю. — Он минуту подумал, скребя подборо­док и хрустя целлофановой оберткой, в которую была завернута роза. — Вроде, какой-то парень...

—   А как он выглядел?

—   Да так, среднего роста, вроде...

Приятно сознавать, что все эти их невнятные описания и толкования предпринимаются не только с целью сохра­нить для себя привилегию каждое угро пить мой чай. Хотела было распросить водопроводчика поподробнее, например, заметил ли он, как пришел мой тайный возды­хатель, пешком или приехал на машине, но поняла, что в ответ получу такую же невнятицу и чушь.

—  Ну, что ж, спасибо, как говорится, за доставку, — сказа­ла я и отправилась ставить цветок в воду. Слесарь повернул­ся и потопал к своему фургону. Я заметила, что на целлофа­не была наклейка ближайшего цветочного магазинчика, так что и здесь никаких намеков, кто это мог быть. Учитывая наплыв покупателей на этой неделе, боюсь, что продавцы вряд ли запомнили, кто покупал у них этот цветок.

mardi, le 17jevrier

Французский я изучала шесть лет, до 1992 года. И осо­быми успехами похвастаться не могла. В школе мы ниче­го интересного не читали. У меня была подруга из Кана­ды, звали ее Франсуаза, которая сообщила мне, что очень «сексуально» пишет Маргерит Дюрас. Тогда я купила са­мую маленькую из всех продающихся ее книжонок, чтоб читать по-французски: с этим языком у меня было совсем плохо, и переводить ту муру, которую нам давали в шко­ле, мне надоело до чертиков. Книжка называлась «L'Amant», то есть «Любовник».