Интимный дневник. Записки Лондонской проститутки

Ну да ладно. На прошлой неделе А-3 был в городе и позвонил с вопросом, не хочу ли я встретиться с ним, а заодно перекусить. Это произошло как-то спонтанно — у него было запланировано две встречи заранее, одна в Бейс­уотер и другая в Сити. Но мое дневное расписание поме­нять легче легкого, и мы остановились на пятнице, в три часа дня. За час до встречи я купила себе бутерброд, по­болталась по магазинам и наконец явилась в ресторан. На посетителей, осмелившихся заявиться в послеобеденные часы, обслуга смотрела несколько угрюмо, но мне было совершенно плевать, никаких угрызений совести я не ис­пытывала. Прыщеватый официант, судя по всему, студент, ни слова не говоря, провел меня к столику.

Он усадил меня как раз напротив Сисястой и ее величе­ственного, поистине роскошного бюста. Черт меня побе­ри, я и не знала, что она тоже будет здесь. Впрочем, если б и знала, то, вероятно, не стала бы отказываться от встре­чи. Кроме нас двоих в зале никого больше не было; она весело пожирала хлеб с оливками, которые здесь давали бесплатно. Вот тебе и низкоуглеводная диета.

—  Добрый день, дорогая, — улыбнулась я ей, не ощущая в груди ни тени желания, чтобы день для нее был действи­тельно добрым. — Какая приятная неожиданность.

Я спросила, как поживают ее близкие, и она стала вы­кладывать передо мной все подряд: кто худой, кожа да кости, кому надо побольше кушать, и у кого, благодаря диете и специальным упражнениям, камни, которые за­сели в почках, недавно буквально выпадали один за дру­гим — жаль только, подтвердить наглядно свои слова ей было нечем. Она предложила мне кусочек хлеба, но я еще не успела проголодаться после бутерброда и отказа­лась.

—  Точно, не хочешь? — приставала она, ощупывая взгля­дом мои груди, которые, хоть и не величиной с арбуз каждая, но тоже ничего себе. — Ты что, на диете?

Я сделала такое лицо, будто у меня все внутри стонет от боли, и прижала дрожащую руку к животу.

—    С желудком что-то не так, — пожаловалась я, и губы мои задрожали, словно я собиралась расплакаться. — Ме­сяц назад была у врача, и мне поставили диагноз. Кишки ничего не держат, протеин не переваривается вообще, съем что-нибудь мучное — выскакивает мгновенно.

—    Боже... не может быть. Правда?

Я заговорщически нагнулась к ней через стол.

—  Но хуже всего — понос и газы, — перешла я на шепот, потому что пришли остальные и уже усаживались за стол. — Ты просто представить не можешь, как это ужасно. Как тебе повезло, что у тебя этого нет. Какое счастье ходить с нормальными бедрами.

Так что до конца обеда пришлось мне щипать тушеную рыбку и какой-то ужасный салат, но это стоило того: в течение всего часа она вообще не притронулась к еде и молчала, как рыба. Да, я умею быть благодарной и всегда помню добро.

mardi, le 30 mars

Клиент сидел на мне верхом и яростно дергал надо мной свой член.

—  Сейчас кончу тебе прямо в лицо, — повторял он. За последние десять минут он, рыча, произнес эти слова уже в шестой раз, словно пытался убедить в этом самого себя.

И больше ничего, только эти слова: «Сейчас кончу тебе прямо в лицо». Для меня — вообще никаких ни указаний, ни просьб, ни пожеланий, хотя сама я трудилась вовсю: играла грудями и сосками, запускала пальцы себе между ног и потом облизывала их, надеясь, что мои фокусы хоть как-то помогут ему. Перед самой встречей мне сообщили только место и время, а также пожелание: как можно больше макияжа.

Нет, все мои старания, похоже, не помогали. Он смотрел не на меня, а на стену. Несколько раз его яростная рука замедляла свое возвратно-поступательное движение, и он на­клонялся и приникал к моим губам. Член его становился мягким, я снова брала его в рот и усердно работала губами и языком. Он так и не посмотрел мне в глаза, ни разу. Потом снова принимался отчаянно мастурбировать. И по­вторял, как заклинание: «Сейчас я кончу тебе прямо в лицо». Я эротически извивалась на простынях, я стонала, изображая полный экстаз. Никакой реакции. Я приподняла голову и облизала у него между ног. И снова никакой реакции.

Прошло полчаса, а он все никак не мог кончить. Я сно­ва принималась бормотать ему всякие слова, я щупала его где только можно было, я обшарила его пальчиками все­го, с ног до головы, я задавала ему самые безумные вопро­сы. Но он, похоже, от меня ничегошеньки не хотел, я для него была, как холст для художника, на котором он писал свой шедевр. Или кусок глины, которому он хотел бы придать какую-нибудь форму по своей прихоти, по кап­ризу воображения — но в этом ему было отказано.

Вот плечи его обвисли в изнеможении, и он, весь мок­рый от пота, упал мне на грудь.

— Прости, дорогая, очень жаль, но ничего не получает­ся, — сказал он таким тоном, как будто именно я его за­ставила отплясывать на мне этот дикий танец.

mercredi, к 31 mars