Интимный портрет дождя

Вот вся труппа – в гримерке, последние штрихи перед выходом, и тут раздается бой московских курантов. Голос из магнитолы сообщает, что по московскому времени… Урра-а-а! Наступил Новый Год! Срочно появляются бутылки шампанского, выстреливают пробки, пенистые струи наполняют бокалы. И слегка захмелевшие артисты выскакивают на сцену. Быстрый танец с прыжками – Жок. Паркет такой скользкий, да еще голова кружится от шампани, ноги разъезжаются, танцоры хохочут… В общем, выступили, отплясались как положено, с огоньком, королю и его двору очень понравилось, и он всех одарил действительно по-королевски: каждому артисту по 500 долларов и по роскошному белоснежному ковру. Затем танцоров пригласили в сад. На деревьях – оранжевые и ярко-красные шары мандаринов и апельсинов, похожие на елочные игрушки, только снега не хватает. Вокруг – яркие разноцветные шатры из натурального шелка. А в них – столы со всем великолепием закусок и напитков. Танцоры набрасываются на еду. Через некоторое время входит процессия с дудками и барабанами, в местных национальных костюмах, и под музыку торжественно вносят на серебряных блюдах новые яства: жареных гусей и еще каких-то больших птиц. Весь стол заставили и ушли. Артисты – ура-ура! – вкуснотища!!! Наелись так, что еле сидят за столами. А тут опять процессия с музыкой и очередной сменой блюд. И так несколько раз. Напоследок внесли сласти. А после пира всех усадили на верблюдов и прокатили по окрестностям королевства.

Из Марокко труппа отправилась в Индию. В Хайдарабаде администратор ансамбля предупредил их, что автобус подадут грязный и старый (других там нет), так что одеться надо соответственно. Старый – не то слово! Это оказалось нечто реликтовое, доисторическое, просто музейный экспонат какой-то, да еще с тараканами на стенах. Поэтому оделись кто во что горазд. Галчонок нацепила заношенный легкий спортивный костюмчик зеленого цвета, многие были в трусах и шлепках, так как зной несусветный, кто-то в халате. А вещи в сей транспорт не влезли, их отправили отдельно, и они в пути застряли. После долгой тряской дороги, ошалев от жары и пыли, артисты разместились, наконец, в гостинице, и стали искать, где бы вымыться – душа не оказалось, и вообще с водой проблемы. Переодеться не во что. Потные, умученные, стали ждать прибытия чемоданов. И тут вбегает администратор: быстрей-быстрей, срочно грузитесь в автобус, вас ждут на банкете. Ну, что делать, поехали как есть. Опять все тот же реликтовый транспорт везет их. Приезжают. Роскошь! Сад, цветы, шатры, экзотика! Встречает местная элита в сверкающих нарядах и драгоценностях, а танцоры, герои торжества – в старом пыльном тряпье, в трусах, халатах, спортивных костюмах, вот казус-то, самим смешно. Но держатся как ни в чем не бывало. Будто так и надо, такая, мол, задумка. А местное общество в восторге, для них это диковинка, мужчины окружают наших балерин, комплименты, восхищение. В ответ на очередной шквал комплиментов Галчонок изрекает:

– Ой, да у вас такие красивые девушки.

– А, – машет рукой высокий юноша в белой чалме, – да ну их, наших девушек. А вот вы – это да!

А однажды после одного из выступлений, на банкете, сама Индира Ганди лично подарила артистам по большому шелковому платку. Ну, типа шали.

У меня тоже есть такой, вернее, такая шаль. Или все же платок? Мой – небесного цвета. Единственная вещь, оставшаяся мне от мамы. Вернее, мама в свое время подарила его тете Зине, а та уже потом, после маминой смерти – мне.

С этим моим платком связана одна история, приключившаяся в студенческие годы. Я училась на семинаре знаменитого в ту эпоху писателя Юрия Валентиновича Трифонова (тогда еще существовала русская литература, и были классики). В тот вечер должны были обсуждать мой новый рассказ «Ну что, коллега» (он впоследствии вошел в мою первую книгу «Белая ласточка», ту самую, которая принесла мне кратковременную известность. Ну я об этом уже говорила). Семинар был выстроен так, что сначала высказываются оппоненты (сокурсники, «семинаристы»), а потом заключительное слово произносит сам руководитель.

Я жутко волновалась, меня била нервная дрожь, и я взяла из шкафа этот мамин индийский платок и закуталась в него. Я необычайно хорошо выглядела, такая тоненькая, летящая, возвышенная, с пылающими от волнения губами и горящим взглядом, в легком голубом индийском шелке (мне очень идет небесный цвет, хотя предпочитаю черный. И зачем я взяла этот платок?) В общем, с тех пор я ни разу его не надевала, даже когда он стал моим. Выну из шкафа, встряхну, и снова – на полку.

А в тот вечер все по очереди разбивали мой рассказ в пух и прах. Соловьев сказал, что ресницы красят не так, как я описала: он каждое утро наблюдает за макияжем жены и знает, а я пишу о том, чего не знаю. Юрий Валентинович мягко возразил:

– У каждой женщины свои методы, все индивидуально, и не надо циклиться только на жене, понаблюдайте за любовницей.

Другие выступали в том же духе, что и Соловьев. А под конец высказался наш староста Чистяков: