Интимный портрет дождя

В тенечке под забором блаженствует Рокки на спине кверху лапами, голову откинул, пасть зубастая разинута, язык – на бок, смешной такой! По его мохнатому пузу ползет пчела. А он и не чует. Лишь дергает ухом во сне. Наш «Ушарый». Он уже не «ушарый». Он превратился в большущего красивого пса золотисто-бурого окраса, с аккуратными ушами пирамидкой в черной окантовке. Глаза у него выразительные и какие-то волчьи, пугающие чужих.

Под кустами малины дремлет холеный, рыже-белый Алтын, такой переливчато-нежный цветом на фоне вскопанной земли, словно завиток крема на куске торта.

Наши звери отдыхают, у них сиеста.

А вон Валера с Людой идут, с речки возвращаются, мокрые, полотенцами размахивают. С ними еще девочка. Людина подружка. Наперегонки побежали к калитке девчонки, плюхнулись в гамак…

Валера мучается. Сегодня надо рубить петухов. «Ладно, наймем мужика за поллитру», – говорила я еще утром. Хмурился: «А я уже не мужик?» «Да успокойся». «Нет уж, водку выпьем сами». «Сам же говорил, что я делаю из тебя убийцу. Что твоя карма разрушится. Ладно, водку выпьем, а петухов, ну бог с ними, отдадим кому-нибудь». «Что? Чтобы я оставил своих женщин голодными? А ну лови петуха! Где топор?» «Топор нужно еще наточить. Сходи пока на речку, а потом уж займемся. Отдохни»…

Не буду я есть этих петухов. Свежеубиенных. Почти живых. Как же их потрошить? Я всегда покупала готовых, безголовых, в целлофан упакованных. Трупики в целлофане. В стадии полураспада.

Я вспомнила, как мы с Валерой лечили Федю. Этот цыпленок дважды пытался сдохнуть. Мы прогревали его рефлектором, отпаивали теплым молоком с медом, пеленали в мохеровый шарф. А везли мы цыплят из Москвы сюда на служебном «мерседесе». Они сидели в большом ящике с травой и поглядывали в дырки, вернее, в хорошие такие отверстия в боковых стенках. Потом они расхулиганились и принялись выталкивать траву через эти отверстия… Мы привели в недоумение всех соседей – они считали, что на такой машине из Москвы может быть привезен только ящик деликатесов, или что-нибудь еще в этом духе, но уж никак не цыплята.

–Поймала?

–Нет… Разбежались, гады.

–Ничего не можешь. Какого ловить?

–Вон, слева! Да нет, вон того, того, с пятном на башке, Мишку! Держи!

–Загоняй с кустов! Хватай!

–Где? Ай, на вишню залетел!

–Тьфу, черт! Хватай его!

–Это же Федя! Я его соседке обещала на племя. Ты большого лови, жирного. Мишку. Или вон того, Борьку.

–Ой, девочки, у нас петуха рубят, идите скорей смотреть! – кричит за калиткой Люда.

Но подруги не идут. У них почти каждый день кого-то рубят. «Тоже, событие, как же». Деревенские подружки заняты своими играми.

Все это было уже потом, в конце лета. А сначала была весна. Все ждали чего-то: мора, голода, и других напастей. Запасали соль, крупу и спички. Покупали живых цыплят. Особенно старались владельцы дач и садовых участков – ночами дежурили у рыночных ворот, согреваясь возле костров. Моя знакомая с боем взяла ящик птенцов, потом десяток удружила мне.

Мне попались, видимо, самые горластые и прожорливые, прямо живоглоты какие-то. Люда от восторга визжала и подпрыгивала. Еще оживленнее реагировали пес и кот – пришлось отбивать атаки и держать оборону, пока муж сооружал высокий вольер с железной решеткой для новых питомцев, с поилкой-кормилкой и подсветом. Когда птенцы переместились в новое жилище, кот мигом запрыгнул на решетку и просунул сквозь нее лапы. Большой, пушистый, он распластался, как меховой коврик, и загородил всю панораму. Пес от возмущения аж закряхтел, мордой сдвинул кота, просунул нос между железными прутьями и застрял. Еле вытащили.

Теперь вольер стал любимым семейным развлечением, нашим телевизором, театром и цирком сразу. Цыплят кормили наперебой все домочадцы, даже пес однажды сунул в решетку изжеванное домашнее растение. Чего только им не перепадало. В вольер летело все, вплоть до собачьего корма. На плите постоянно варились «цыплячьи» каши. Я, словно птичница на какой-то первобытной птицеферме, выбивалась из сил, то и дело меняя птенцам подстилки. Но все равно в квартире пахло зверинцем: пес и кот от возбуждения писали на вольер. А цыплята беспрерывно пищали.

– Сплошной птичий грай, – жаловался муж. – Зоопарк. Голова болит.