Интриганка

Макс Эрнст часто заходил в монпарнасские уличные кафе, а блестящий Альберто Джиакометти бродил по узким улочкам. Тони заметил что скульптор почему-то очень похож на собственные произведения – такой же высокий, худой, угловатый.

Но самым волнующим моментом в жизни Тони стала встреча с Браком. Художник был сердечен и приветлив, но Тони от смущения не мог слова вымолвить.

Будущие гении посещали маленькие картинные галереи, принимающие на комиссию работы неизвестных художников, рассматривали работы соперников, сплетничали о неудачах собратьев по искусству.

Квартира Тони произвела ужасающее впечатление на Кейт, когда та впервые приехала навестить сына. Она предусмотрительно воздержалась от замечаний, поражаясь про себя, как может ее мальчик, воспитанный в роскоши, жить в этой грязной развалюхе! Но вслух сказала только:

– Очаровательно, Тони. Только не вижу холодильника. Где ты держишь еду?

– За п-подоконником.

Кейт подошла к окну, открыла, вынула из жестяного ящика яблоко.

– Надеюсь, это не для твоего натюрморта?

– Н-нет, мама, – засмеялся Тони. Кейт с аппетитом надкусила:

– Ну а теперь, – объявила она, – расскажи, как идут занятия.

– П-пока не о чем г-говорить, – признался Тони. – В эт-том г-году мы т-только изучаем рисунок.

– Тебе нравится мэтр Канталь?

– Он просто в-великолепен. Г-главное в другом – н-нрав-люсь ли я ему. К-ко второму к-курсу останется т-только т-треть с-студентов.

Кейт ни разу не заговорила с сыном о компании. Мэтр Канталь был не из тех, кто расточает похвалы. Самым радостным днем для Тони был тот, когда он слыхал от преподавателя:

– Видел я и хуже! Или:

– Уже почти заметно то, что под кожей…

В конце года Тони оказался в числе восьми человек, переведенных на второй курс. В честь столь знаменательного события студенты отправились в ночной клуб на Монмартре, перепились и провели ночь с молодыми англичанками, приехавшими посмотреть Париж.

На втором году занятий Тони начал писать маслом живую натуру, чувствуя себя так, будто вырвался наконец из детского сада. Наконец после стольких часов, проведенных за изучением анатомии, он ощущал, что знает каждый мускул, нерв, кость в человеческом теле. Теперь же, когда в руке была кисть, а на постаменте стоял натурщик, Тони начал творить. Даже мэтр Канталь был удивлен.

– Умеете чувствовать, – ворчливо признал он. – Теперь нужно поработать над техникой.

В школе постоянно работали десять – двенадцать натурщиков: чаще других мэтр Канталь вызывал Карлоса, неимущего студента медицинского факультета, Аннет, маленькую полногрудую брюнетку с огненно-рыжим треугольником внизу живота и спиной, испещренной застарелыми шрамами от фурункулов, и Доминик Массэ, красивую молодую блондинку с тонкими чертами лица и темно-зелеными глазами.

Доминик позировала для многих известных художников и была всеобщей любимицей. Каждый день после занятий толпа мужчин окружала ее, умоляя о свидании. Но девушка оставалась непреклонной.

– Никогда не путаю бизнес с удовольствием. А кроме того, – насмехалась она, – это было бы несправедливо. Вы уже видели все, что я могу предложить. Откуда я знаю, что у вас под одеждой?

И, лукаво улыбаясь, остроумно отвечала на непристойные шутки. Но никогда не встречалась со студентами вне школы.

Как– то к вечеру, когда все уже ушли и только Тони задержался, доканчивая портрет Доминик, девушка, неожиданно оказавшись за его спиной, заметила:

– У меня нос слишком длинный.

– О, простите, сейчас исправлю, – встрепенулся Тони.

– Нет-нет. Не на картине. Мой собственный нос слишком длинный.

– Боюсь, – улыбнулся Тони, – с этим я ничего не могу поделать.

– Француз сказал бы: «У тебя прехорошенький носик, дорогая!»

– Мне нравится ваш нос, хотя я и не француз.

– Это и видно. Вы никогда не пытались назначить мне свидание. Интересно, почему.

– Не…, не знаю, – защищался застигнутый врасплох Тони. – Наверное, потому, что за вами и так все ухаживают, а вы ни с кем не встречаетесь.

– Каждая женщина с кем-нибудь встречается, – улыбнулась Доминик. – Спокойной ночи.

И, помахав рукой, исчезла.

Тони заметил, что всякий раз, когда он оставался допоздна, Доминик не спеша одевалась, подходила ближе и наблюдала, как он рисует.

– Ты очень талантлив, – объявила она как-то. – Станешь великим художником!

– Спасибо, Доминик. Надеюсь, ты права.

– Живопись много значит для тебя, так ведь?

– Так.

– Не хочет ли будущий гений пригласить меня пообедать? И, заметив удивленные глаза Тони, добавила:

– Не беспокойся, я не ем много, нужно беречь фигуру.

– Конечно, – засмеялся Тони, – с большим удовольствием.

Они отправились в дешевое бистро, где долго беседовали о художниках и картинах. Тони зачарованно слушал рассказы Доминик об известных художниках, у которых она работала. За кофе с молоком

девушка объявила:

– Должна сказать, что ты рисуешь не хуже их. Тони необыкновенно польстило такое сравнение, но вслух он пробормотал только:

– Мне еще много нужно работать.

Они вышли из кафе, медленно побрели по тротуару.

– Не собираешься пригласить меня посмотреть, как живешь?