Интриги дядюшки Йивентрия

Молодой человек прошел к окну и задернул шторы. Затем он зажег газолиновую люстру и в ее теплом желтом свете почувствовал себя куда лучше. В комнате было довольно зябко, поэтому он решил растопить печку. Занятие оказалось на удивление интересное и веселое. Вид живого огня, лениво облизывающего поленья, разгонял грустные мысли. Йозефик пододвинул стул поближе. Он скинул ботинки, снял шляпу и развязал галстук. Через некоторое время к нему на колени вскарабкался Йойк и свернулся тяжелым кряхтящим комом. Они сами не заметили, как уснули.

Сон попался из разряда умеренных кошмаров. Участвовать в нем, может быть, неприятно и даже гадко, но с воплями посреди ночи от них не вскакивают. Йозефику снилось темное душное помещение, чьи стены лоснились чернотой вне нереально четкого круга света от камина. Камин постоянно менял свои размеры, чем крайне нервировал молодого человека. Из темноты приходили темные матовые силуэты с лежащими на лицах могильниками пыли. Они говорили с ним. Задавали непонятные тяжеловесные вопросы, суть которых ускользала мгновенно, и требовательно ждали ответа, а не получив его, резко разворачивались и уходили. Отчего-то Йозефику казалось очень важным отвечать на вопросы пыльных плоских гостей правильно, но ведь он их даже не понимал. Если уж на то пошло, то он сомневался, что знает язык, на котором они говорят. Он сел в кресло перед камином и закрыл лицо руками, пытаясь собраться с мыслями. Ему на плечо легла чья-то рука. Он обернулся и увидел лицо Йивентрия вир Тонхлейна. Таким он его помнил… Да, он его помнил! В детстве. Вот это да, раньше Йозефик вообще не воспринимал своего семиюродного дядюшку как часть жизни, с которой не хотелось бы расставаться. Кошмар, уловив настроение молодого человека, ловко подстроился под ситуацию. Лицо Йивентрия начало стремительно стареть, окоченело и, наконец, загорелось. Глаза дядюшки стали похожи на два вареных яйца, и тут он стиснул его плечо еще сильнее.

Йозефик вздрогнул и проснулся. Сердце тряслось, как мышонок, а колени горели от жара печки.

– Ты тут не угорел? – раздался голос Сьомирины и скрип открываемого окна.

В комнату сразу хлынул мокрый и холодный, как лягушка, воздух. Шум дождя стал невероятно громким. Йозефик подошел к окну и высунулся наружу по пояс под поток льющейся с темных небес влаги. С каждой каплей ему становилось лучше. Лицо больше не раздирала боль от жестокого огня, и, кажется, лопнувшая кожа обратно наползала на начинающую подпекаться плоть. Стоп! Какие еще ожоги? Какая еще кожа? Йозефик осторожно отошел от окна, опасливо вглядываясь в темноту.

– Уф! Приснится же такое! Чертовы похороны, – зло сказал вир Тонхлейн.

– А ты почаще спи в такой жаре, да еще с включенным газолином под ванной. И не такое привидится. Если жив останешься, конечно же, – ехидно заметила Сьомирина.

Йозефик наконец обернулся к ней. Она в огромном толстом халате с крайне озабоченным видом шуршала бумажными пакетами и какими-то предметами одежды. Мешок из-под картошки, аккуратно сложенный, лежал на стуле. Почувствовав взгляд Йозефика, она смутилась.

– Кажется, я потратила больше, чем рассчитывала. Я все верну, как только…

– Не будешь мерзнуть теперь?

– Не буду.

– Замечательно! – с какой-то напускной веселостью сказал Йозефик и зашагал к двери, усердно не смотря в глаза Сьомирине. – Давай это отметим. Пойду попрошу у Гуйома вина.

– Он уже спит. Ночь на дворе, – сказала Сьомирина и сделала несколько неуверенных шагов к молодому человеку. – Что с тобой?

– Мне приснился очень дрянной сон. Знаешь, такие вот сны, когда…

– Ага. Проснулся, а все одно плохо.

– Угу.

– Знаешь, что в них хорошего?

– Ничего?

Сьомирина мягко улыбнулась и сказала:

– Они крайне редко снятся. Так что давай, марш в постель, и чтобы я никаких воплей ужаса до утра не слышала.

На душе у Йозефика расступились тучи и засияло солнышко. Точнее, луна, ночь ведь на дворе. Густая россыпь звезд в разрывах облаков вызывала сладкую зевоту и настойчиво рекомендовала дрыхнуть покрепче.

Вир Тонхлейн подошел к постели и скользнул под одеяло. После этого на пол, брякнув ременной пряжкой, шмякнулись брюки и скользнула рубашка.

– Как маленький, честное слово, – всплеснула руками Сьомирина, после чего подняла брюки и рубашку и повесила их на вешалку. – Чума.

– И тебе спокойной ночи, – промурчал Йозефик и свернулся клубочком. Ему пришлось крепко вцепиться в одеяло, так как по его противоположному концу на кровать карабкался Йойк. Оказавшись наверху, белка, важно выставляя лапы, перелезла через Йозефика и спрыгнула на пол. Половица глухо треснула.

Сьомирина погасила газолиновую люстру, немного постояла у раскрытого окна, улавливая запахи сырого леса и горящих очагов, и закрыла окно. Она подошла к мирно сопящему Йозефику и быстро чмокнула в щеку. Он себя по этой щеке шлепнул и что-то промычал.

– Спасибо, что меня спас, Йозефик вир Тонхлейн, – прошептала она.

– Ммм… Сажай корову в кашпо… Крась прозрачным…

– Знать даже не хочу, что тебе там снится.