— Она — главная свидетельница по твоему делу, — сказал Джонни то, что Стю и так знал. — Она не может уехать из города. Ее имя запятнано. Она не может быть свободной. И ты ставишь ее в ситуацию, когда ей приходится давать показания против родного брата.
Это правда.
Стю не признал себя виновным по всем пунктам обвинения.
Несмотря на то, что повсюду были свидетели. Дама через дорогу от детского сада. Кассир в «Автомастерской Гэмбла», из всех гребаных мест, где он мог купить банку детского питания, прижимая к себе плачущего Брукса, он выбрал его магазин и попал на запись видеокамеры.
В хижине также обнаружили его отпечатки. И он пустился в высокоскоростную погоню на угнанной машине. Не говоря уже об отношениях, которые он завязал с кассиром банка в городе, где не жил, но в Стю было достаточно хорошего (и глупого), чтобы оставить ей гребаную записку, в которой говорилось: «Прости, детка», прежде чем поиметь ее и ее ребенка, ограбить ее банк и сбежать из города.
Наконец, была его сестра, которую он вынудил стать важным свидетелем всего этого… и, скорее всего, гораздо большего, о чем Джонни и копы не знали.
Шандра стояла за спиной Джонни с одной целью.
Чтобы побудить своего брата поступить правильно.
На этот раз.
— По словам Кэри, ты сопротивляешься. Их взбесила твоя просьба, Стю, — сказал ему Джонни. — Если позволишь судить себя в окружном суде, то проиграешь, и судья засадит твою задницу в тюрьму по приговору, который будет означать, что ты окажешься в ловушке на долгое гребаное время.
— Джонни, я здесь на стены лезу, — заскулил Стю.
— Тогда тебе не следовало грабить банк, угонять машину и похищать ребенка, Стю, — указал Джонни на очевидное.
Стю снова перевел взгляд между Джонни и Шандрой, стоявшей позади него, а затем сказал:
— Я напортачил. С тобой и с ней. Но она — единственное, что у меня есть.
— Она — единственное, что у тебя было, но так же, как ты потерял меня, ты потерял и ее.
Стю прочел это неверно и снова нетерпеливо и свирепо подался вперед.
— Она любит тебя, — зашипел он в трубку. — И никогда не переставала любить.
— Мы говорим не об этом.
— По крайней мере, я могу сеть в тюрьму, зная, что исправил одну вещь, которую разрушил.
Джонни почувствовал, как у него сжалась челюсть, и заговорил снова только когда взял себя в руки.
— Этот мир, Стю, не вращается вокруг тебя и твоих обид, проблем, гнева и неудач. Дело не в тебе. А в твоей сестре. Она должна уехать из этого города. Убраться от твоего дерьма, твоего прошлого и твоего гнева. Должна убежать от тех двух хищников, которые называют себя вашими родителями. Хоть раз в своей несчастной жизни подумай о ком-то другом, кроме себя. Подумай о ком-то, кто поставил все на карту ради тебя.
Стю откинулся на спинку стула.
— То есть, хочешь, чтобы я думал, что все это, — он махнул рукой перед собой, указывая на Джонни с Шандрой, — не связано с тем новым приключением, в которое вы пускаетесь.
— Нет, — сквозь стиснутые зубы выдавил Джонни. — Ты сядешь, независимо от того, сопротивляешься ты или нет копам, кошмар, который ты заставил всех пережить, закончился. Твой только начинается, и, как обычно, ты тащишь сестру за собой. Теперь у тебя есть выбор, и я изложу его в понятных тебе словах. Кэри говорит, что если ты изменишь свое заявление, они все равно готовы заключить с тобой сделку. Это будет означать сокращение срока наказания. На решение у тебя есть час. По истечении этого часа ты предстанешь перед судом, а копы и окружной прокурор так злы, Стю, что набросятся на тебя со всем, что у них есть, а у них есть многое. Со мной поделились, что по обвинению в похищении тебе дадут двадцать лет. Обвинение в ограблении, поскольку ты был вооружен, добавит тебе двадцать пять. И окружной прокурор будет настаивать на этом, а принимая во внимание украденную тобой машину, ты выйдешь на свободу, когда тебе стукнет семьдесят семь лет.
На лице Стю отразился ужас, но Джонни еще не закончил с ним.
— И не то чтобы тебе было не насрать, но они так злы, что подумают, что Шандра пустилась с тобой в бега, поскольку она не только знала, но и скрывала деньги, украденные из того банка, и она предстанет перед судом и ей грозит десять лет.
Стю так резко дернулся вперед на стуле, что полицейский у двери, наблюдавший за ним, насторожился и опустил руку на дубинку на поясе.
— Они этого не сделают! — крикнул он.
— Час, — напомнил Джонни. — Тебе решать.
Он хотел повесить трубку, но услышал взволнованный крик Стю:
— Джонни! Джонни! Джонни!
Он снова поднес телефон к уху.
— Дай мне поговорить с сестрой, — потребовал он.
— Она покончила с тобой.
— Пожалуйста, брат, позволь мне поговорить с сестрой.
Джонни пристально посмотрел ему в глаза.
— Ты зря тратишь время.
Стю почти в отчаянии уставился на него, будто взгляд на Джонни мог стереть все, что он натворил.
Затем он сказал:
— Я изменю свое заявление.
Слава Христу.
Джонни кивнул.
Повесил трубку.
Встал со стула.
Повернулся к Шандре, взял ее за локоть и вывел из этой комнаты и тюрьмы.
Они остановились на ступеньках крыльца и повернулись друг к другу.
— Он изменит свое заявление, — сказал он ей.