(Интро)миссия

И следующий день был насыщенным и тяжелым. Начался он с зычного (от слова „Зыкина“) голоса пожилой медсестры, на Зыкину, кстати, и похожей. Она притащилась за мной аж из отделения функциональной диагностики. Я вспомнил, что был выписной четверг. Недобрые предчувствия роем зажужжали в ушах. „Зыкина“ усилила их, сказав, что мне быстренько предстоит пройти контрольное обследование, и если кардинальных ухудшений не будет, я сегодня освобожу кардиологию от своего в ней присутствия. Ничего из таблеток я взять не успел, так что глупо было надеяться на кардинальные ухудшения. Да и бесполезно. Уж если решают выписать, даже инфаркт не поможет. Так, без таблеток, я и отдался беспристрастным приборам. Конечно, перед кардиограммой над собой немного поработал. Раз пятьдесят присел, несколько раз отжался от унитаза, а потом сбил ритм дыхания. Увы, этого не хватило. К обеду я уже знал, что в результате проведенного обследования и лечения мое состояние значительно улучшилось, и теперь уж точно нет никаких препятствий, чтобы достойно защищать Родину от посягательств внешнего и внутреннего врага. Вот тут уж мне действительно стало плохо! Я — бегом к Мишке. Вместе находим единственно правильное решение: бухнуться в ноги к Бадме. Поймал я его после обеда. Он даже с каким-то недовольством выслушивает мои жалобы на кардиологию, всё больше и больше хмурит брови, а потом спокойно спрашивает, не болит ли у меня еще что-нибудь. Господи, да всё болит! Я было начал перечислять все части тела с ног и выше, но он остановил меня уже на ногах. „Вены расширены, говоришь? Ну-ка покажи“. Да, действительно расширены. Набирает телефон начальника отделения сосудистой хирургии — и моя судьба благополучно решена. В этот же вечер я переселяюсь в „сосуды“, перед этим испытав еще одно разочарование. Как последний аккорд в кардиологии — консультация ведущего терапевта. Я было подумал, что мне вновь предстоит встреча с тем карликовым полковником, который не разглядел моих засосов в Волковыске. Нет, оказывается, ведущий терапевт и главный — это две большие разницы. И непонятно, кто из них главнее, и кто кого ведет. В госпитале было очень много полковников — больше, чем отделений. Вот и выдумывали они себе должности, причем генеральские. А по уму и сообразительности от Мойдодыра ушли, дай бог, на полшага.

Ведущий терапевт был полной противоположностью главному. Высокий кабан со свиным рылом и голосом пьяного водопроводчика. Полистал бумажки, выслушал поток жалоб, за которые я пытался зацепиться в последний момент, для приличия слегка пропальпировал и изрек, что мне надо больше заниматься спортом. Начал было рассказывать о специальных упражнениях по наращиванию мышц и водных процедурах, но увидел, что я его совершенно не слушаю. Аж взбесился — говорит, что я от рождения ничего тяжелее ложки в руках не держал. Идиот! Держал. И не только в руках. Но дискутировать с ним об этом я не собирался. Сказал лишь, что зря он так говорит, ведь я кандидат в мастера спорта. Он удивился аж до минутной паузы. Потом вспомнил, что надо спросить, по какому виду спорта. „По шахматам“. После этого ответа он побагровел, справедливо решив, что я над ним издеваюсь, стукнул кулаком по столу и крикнул напоследок, чтобы я не попадался ему на глаза. Ничего не скажешь — обоюдное желание.

Когда я шел со своими пожитками в отделение сосудистой хирургии, то и дело повторял про себя старый анекдот: „— Вовочка, это что, сосуд? — Сосут, сосут, да еще как сосут!“ Это не в качестве эротических фантазий. Весело было. С утра думал, что вместо подарка ко дню рождения мне уготовили свидание с родной частью. После обеда понял, что жизнь — не такая уж плохая штука. Ребята искренне переживали за меня и радовались моему „возвращению“. Было солнечно и на улице, и в душе. Хотелось жить и служить Родине. Но только здесь, в „сосудах“.

Мое новое пристанище находилось в другом здании, более старом, соединенном с новым посредством стеклянного перехода на втором этаже. Как минешь переход, сразу направо (это для тех, кто захочет совершить путешествие по местам моей боевой славы). Отделение было гораздо меньше кардиологии. Двенадцать палат плюс разного рода операционные, кладовки, душевые и прочие непотребные комнаты. В маленьком холле — цветной телевизор самой последней модели (естественно, завода „Горизонт“, который был виден из окон нашего класса). Неожиданно для себя увидел много молодежи. Вот интересно, неужели у всех проблемы с сосудами? Или такие же, как у меня? Судя по цветущим и радостным физиономиям, похоже на то. Красивых много. Даже слишком. В моей палате один клёвый блондин. „Дед“, поэтому немножко агрессивный. Его очень удивляет мой хозяйский тон и абсолютное непочтение к его сроку службы. Я твердо решаю, что трахаться с ним не буду. И разговаривать тоже. Другие ребята от медсестер знают, что я птица важная, блатная, и особенно тревожить мой покой не рекомендуется.