Читаем Интуиция смысла (этико-социальный контекст русской философии) полностью

Важно понять, что эти вопросы возникают не в результате жизненной драмы того или иного человека; они репрезентируют человеческую ситуацию как таковую. Человек есть настолько, насколько он вообще способен задаться проклятыми вопросами. Понятно, что на них не может быть дан ответ никем и никогда. Но это не значит, что это праздные вопросы, лишенные какого бы то ни было значения. Прагматического – да, но не человеческого. Это своеобразный этический и метафизический тест на человечность.

В русской культуре эти вопросы появились почти что на пустом месте. Ничто не предвещало их возникновения в домостроевском благочестии, православном уюте, самодержавной строгости. Духовная топика «Святой Руси» не предполагает метафизики. А здесь не просто метафизика, но какой-то предельный исконно библейский зов и крик. Уже Гоголь «заболел» самыми тяжкими антиномиями: красота и зло, вера и сомнения, смерть и Бог, творчество и аскеза, грех и жизнь. У Достоевского все это было усилено многократно, достигнув космического масштаба. Здесь уже не язык, и не сюжет, не изящная словесность, а сама жизнь, взятая на пределе своего бытия/небытия.

Таким образом, «бытийный текст», основанный на бытийном сюжете, обладает следующими признаками: наличие «проклятых вопросов», незавершенность, языковой эксперимент, жизнь идей. Исследовательская задача в этом плане может быть определена не как деление произведений на два типа, но в выявлении присутствия бытийного текста в литературе. Бытийный текст литературы представляет собой философскую субстанцию, обладающую в контексте отечественной философской культуры особыми метриками, среди которых главные – это неакадемичность, нетрактатность, этикоцентричность.

Вокруг этой философской субстанции организуется философский дискурс, направленный на осмысление того послания, которое в себе содержит бытийный текст. Формально, это напоминает и литературную критику, и литературоведение, но в сущности это философия по поводу литературы. В. В. Розанов и Л. Шестов – пожалуй, наиболее яркие выразители этого типа философии, философии по поводу бытийного текста литературы. Г. Адамович хорошо прояснил суть философской работы Л. Шестова в следующих словах: «…особенно тянуло его к мыслителям, мучительно искавшим ответа на те вопросы, которые в былой русской литературе принято было называть «проклятыми». Мир, по убеждению Шестова, бесконечно загадочнее, чем в простодушии своем люди обычно думают, загадочнее, чем даже самый смелый и развитой ум в силах себе представить; и доказать он хотел не какую-нибудь истину, а только то, что истина, так сказать, истинная истина – неуловима и недоказуема» [12, с. 155].

Духовные откровения великих писателей, в том числе и откровения смерти как важнейшая для человека проблема становились основой для глубочайшей этико-философской рефлексии. Такое видение философии вообще присуще русским мыслителям; здесь и Федоров и Бердяев, и Соловьев и Платонов, и С. Булгаков и Вышеславцев и многие другие. Если понимать философию как борьбу, борьбу против детерминизма наличного положения вещей, то это не значит, что в ней нет созерцательности, благоговения, удивления, замирания перед чудом и тайной бытия. Все это присутствует в полной мере в бытийном тексте русской литературы и философии.

Таким образом, русская философская культура представляет собой сложноорганизованную структуру, в центре которой бытийный текст литературы (философичность литературы), по краям которой организован специфический литературоцентричный дискурс философии. Бытийный текст по поводу бытия, бытия человека в том числе, в то время как литературоцентричная философия по поводу бытийного текста. Бытие – Слово – Идея: это путь, который проходит русская литература и философия в поисках истины и смысла.

Литература

1. Кожинов В. В. Немецкая классическая эстетика и русская литература // О русском национальном сознании. – М.: Эксмо; Алгоритм, 2004. – С. 137–146.

2. Семенова С. Г. Метафизика русской литературы. – Том 1. – М.: ПоРог, 2004. – 512 с.

3. Меерсон Михаил Аксенов. Рождение Философии из Духа Литературы на сцене русского персонализма // Достоевский и XX век. В 2-х томах: Т. 1. М.: ИМЛИ РАН, 2007.

4. Розанов В. В. Две философии (критическая заметка) // Собрание сочинений. Природа и история (Статьи и очерки 1904-1905 гг.). М.: Республика; СПб.: Росток, 2008.

5. Сакулин П. Н. Из истории русского идеализма. Князь В. Ф. Одоевский. Мыслитель. Писатель. – М.: Издание М. и С. Сабашниковых, 1913. – Т. 1, ч. 1-2.

6. Липавский Л. Исследование ужаса. – М.: Ад Маргинем, 2005. – 447 с.

7. Нагибин Ю. Дневник. – М.: АСТ: ОАО «ЛЮКС», 2005. – 702 с.

8. Делез Ж. Критика и клиника. – СПб.: Machina, 2011. – 240 с.

9. Померанц Г. Открытость бездне. Встречи с Достоевским. – М.-СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2013. – 416 с.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Исторические информационные системы: теория и практика
Исторические информационные системы: теория и практика

Исторические, или историко-ориентированные, информационные системы – значимый элемент информационной среды гуманитарных наук. Его выделение связано с развитием исторической информатики и историко-ориентированного подхода, формированием информационной среды, практикой создания исторических ресурсов.Книга содержит результаты исследования теоретических и прикладных проблем создания и внедрения историко-ориентированных информационных систем. Это первое комплексное исследование по данной тематике. Одни проблемы в книге рассматриваются впервые, другие – хотя и находили ранее отражение в литературе, но не изучались специально.Издание адресовано историкам, специалистам в области цифровой истории и цифровых гуманитарных наук, а также разработчикам цифровых ресурсов, содержащих исторический контент или ориентированных на использование в исторических исследованиях и образовании.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Динара Амировна Гагарина , Надежда Георгиевна Поврозник , Сергей Иванович Корниенко

Учебная и научная литература / Образование и наука / Зарубежная компьютерная, околокомпьютерная литература