Важно понять, что эти вопросы возникают не в результате жизненной драмы того или иного человека; они репрезентируют человеческую ситуацию как таковую. Человек есть настолько, насколько он вообще способен задаться проклятыми вопросами. Понятно, что на них не может быть дан ответ никем и никогда. Но это не значит, что это праздные вопросы, лишенные какого бы то ни было значения. Прагматического – да, но не человеческого. Это своеобразный этический и метафизический тест на человечность.
В русской культуре эти вопросы появились почти что на пустом месте. Ничто не предвещало их возникновения в домостроевском благочестии, православном уюте, самодержавной строгости. Духовная топика «Святой Руси» не предполагает метафизики. А здесь не просто метафизика, но какой-то предельный исконно библейский зов и крик. Уже Гоголь «заболел» самыми тяжкими антиномиями: красота и зло, вера и сомнения, смерть и Бог, творчество и аскеза, грех и жизнь. У Достоевского все это было усилено многократно, достигнув космического масштаба. Здесь уже не язык, и не сюжет, не изящная словесность, а сама жизнь, взятая на пределе своего бытия/небытия.
Таким образом, «бытийный текст», основанный на бытийном сюжете, обладает следующими признаками: наличие «проклятых вопросов», незавершенность, языковой эксперимент, жизнь идей. Исследовательская задача в этом плане может быть определена не как деление произведений на два типа, но в выявлении присутствия бытийного текста в литературе. Бытийный текст литературы представляет собой философскую субстанцию, обладающую в контексте отечественной философской культуры особыми метриками, среди которых главные – это неакадемичность, нетрактатность, этикоцентричность.
Вокруг этой философской субстанции организуется философский дискурс, направленный на осмысление того послания, которое в себе содержит бытийный текст. Формально, это напоминает и литературную критику, и литературоведение, но в сущности это
Духовные откровения великих писателей, в том числе и откровения смерти как важнейшая для человека проблема становились основой для глубочайшей этико-философской рефлексии. Такое видение философии вообще присуще русским мыслителям; здесь и Федоров и Бердяев, и Соловьев и Платонов, и С. Булгаков и Вышеславцев и многие другие. Если понимать философию как борьбу, борьбу против детерминизма наличного положения вещей, то это не значит, что в ней нет созерцательности, благоговения, удивления, замирания перед чудом и тайной бытия. Все это присутствует в полной мере в бытийном тексте русской литературы и философии.
Таким образом, русская философская культура представляет собой сложноорганизованную структуру, в центре которой бытийный текст литературы (философичность литературы), по краям которой организован специфический литературоцентричный дискурс философии. Бытийный текст по поводу бытия, бытия человека в том числе, в то время как литературоцентричная философия по поводу бытийного текста. Бытие – Слово – Идея: это путь, который проходит русская литература и философия в поисках истины и смысла.
Литература
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.