Надо было сделать тест… Недаром говорят, что лучше сделать и пожалеть, чем потом жалеть о несделанном.
Повёл себя как истеричный подросток.
После обеда выключаю компьютер. Глупо пялиться в цифры, если голова забита совсем другими мыслями.
— Вы сегодня ещё вернётесь? — интересуется Рита, когда я выхожу и закрываю кабинет.
— Нет. У меня передоз от работы, нужно проветрить мозг и немного переключиться.
Помощница не спорит. Но вижу на её лице непонимание. Она — робот. Подозреваю, даже не знает, что такое усталость. Это очень удобно мне, как её начальнику. Но нужно уметь перевоплощаться в живого человека — с эмоциями, чувствами и даже ПМС.
Торможу машину возле детского сада, в который недавно перевели Георгия. Я тут ни разу не был. Поднимаюсь в группу, следуя забавным указателям. Стучусь.
— Вы что-то хотели? — приветливо спрашивает воспитательница.
— Я пришёл за ребёнком.
— А вы, простите, кто? — всё так же улыбается.
— Владлен Романович Розовский, — представляюсь без задней мысли.
Возникает заминка. Девушка достаёт из шкафчика журнал, листает его.
— Прошу прощения, но вы, видимо, ошиблись группой. У нас нет вашего малыша.
— Простите. У него другая фамилия, — спохватываюсь, понимая, в чём дело. — Ковтун, Георгий Ковтун.
— Но здесь у меня написано, что у Жоры нет отца, — виновато произносит воспитательница.
— Я и не говорил, что он — мой сын. Он — сын моей жены. Сейчас, — листаю телефон в поисках фотографии свидетельства о браке. — Вот, смотрите.
Девушка внимательно изучает свидетельство, сверяет со своим журналом.
— Эмилия меня не предупредила, что вы придёте забирать, — оправдывается.
Я психую, хотя разделяю и даже одобряю её подозрительность — воспитатель не может отдать ребёнка постороннему человеку. На эмоциях заранее не подумал об этом. Привык, что везде мне идут навстречу.
— Директор в курсе, кто я, можете у неё уточнить, — предлагаю решение.
Надеюсь, что у них сохраняется информация о тех, кто вносит платежи, и она разрешит мне забрать ребёнка.
Девушка облегчённо вздыхает, снова улыбается, набирает номер по внутреннему телефону и спрашивает обо мне у начальства. Видимо, получает “добро”.
В этот момент дверь напротив входа открывается, оттуда появляется заспанный лохматый Жора и говорит:
— Анапална, я писать хочу.
Воспитательница вскакивает и бежит к малышу.
— Влад? А где моя мама? — удивлённо спрашивает ребёнок, заметив меня.
Пялюсь на него, будто вижу впервые.
Боже… Это может быть мой сын. Охватывает странная дрожь. Я — взрослый мужик, всегда считал себя стрессоустойчивым. Но ситуация с этим мальчиком сбивает меня с ног.
— Мама ещё на работе. Поедем за ней вместе? — говорю аккуратно, стараясь скрыть эмоции.
— Владлен Романович, подождите пару минут, сейчас я его одену, — тараторит девушка, уводя ребёнка в санузел.
Нервничаю. Приходится признать: я боюсь этого малыша. Понятия не имею, как с ним обращаться. Я всегда интуитивно избегал контактов с детьми, даже племянники меня напрягали. И теперь рискую оказаться беспомощным, оставшись один на один с ребёнком.
Георгий выходит из группы и направляется к одному из шкафчиков. Деловито вытаскивает сандалики и переобувается. Липучки застёгивает криво, но самостоятельно.
Хорошо, что сейчас лето и не нужно надевать ему комбинезон. Я однажды с ужасом наблюдал, как приятель упаковывал сына в нечто, больше напоминающее костюм космонавта, чем человеческую одежду.
Не сразу ориентируюсь, что малыша нужно взять за руку, чтобы спуститься по лестнице со второго этажа. Его ладошка маленькая, мягкая и тёплая. Сжимаю, и будто касаюсь оголённых проводов. Ток бьёт напрямую в сердце.
Это может быть мой сын…
Сын, от которого я добровольно отказался и сделал слишком много, чтобы не быть его отцом.
И если окажется, что четыре года назад я жестоко ошибся, то не представляю, как с этим дальше жить и возможно ли что-то исправить.
Приезжаем к архиву очень рано, рабочий день ещё не окончен, а Мила сказала, что у неё сегодня много работы. С опозданием вспоминаю, что я забрал Жору до полдника, и он, вероятно, проголодался. Но чем кормят обычно детей в это время? Если бы я знал…
Устраиваемся в кафе напротив входа. Занимаем столик возле окна, превращая его в наблюдательный пункт.
— Девушка, что у вас есть для ребёнка? — спрашиваю официантку в надежде на её подсказки.
Девушка пытается меня спрашивать о предпочтениях Георгия, и я ничего не могу ей ответить, чувствуя себя полным профаном.
— Я поняла… Воскресный папа? — натянуто улыбается. — Что ж вы у мамы не спросили, что любит ваш малыш?
Я ожидаемо закипаю и злюсь, потому что это ни черта не её дело. И она, вероятно, считывает мои эмоции и тут же исправляется:
— Могу предложить вам вареники с вишней. Сытно, и обычно дети их любят.
— Будешь вареники? — спрашиваю у Георгия, и он с серьёзным выражением лица кивает.
Я соглашаюсь и на всякий случай заказываю себе то же самое. Вспоминаю, что мама так делает, когда внуки отказываются есть. Дети, видя, что взрослые едят такую же еду, опустошают свою тарелку гораздо охотнее.