Инвиктус

— Ну, конечно, чай! — Фар засмеялся — легко и нервно. — Мы будем вдыхать его терпкий аромат, и я спрошу, как тебя зовут, но ты спросишь меня первой, потому что любишь позондировать почву, прежде чем связывать себя чем-то, и я отвечу: Фарвей Гай Маккарти, просто обычный парень с днем рождения, которому нравится твоя улыбка и твоя острая, как бритва, прическа.

— По правде говоря, ужасная.

— По правде говоря, нет.

Они сидели, молчали. Волны грохотали в наушниках Прии, отдаваясь пульсом на шее, биением сердца, настойчивым хочу хочу хочу не просто остаться здесь с Фаром, но вернуться туда, где и когда у них было будущее. Она вспоминала все другие времена, когда они вот так же сидели, когда она впустую растрачивала драгоценные минуты на молчание, гадая, по какому пути они пойдут дальше: Кольца? Брачные обеты? Вилла в Зоне 6? Дети?

Теперь ничего этого не будет.

Вот он, момент, к которому они так стремились.

Фар откашлялся.

— Там, в Вегасе, когда мы были в кафе, я злился, зная, что Элиот играет с нами в какую-то игру. Бенгальский огонь догорал, и ты, Грэм и Имоджен пели, и, оглядывая тот столик, я хотел… желал одного: счастливого конца.

Прия зажмурилась. Согласно правилам древней науки рождения, Фар говорит ей это только потому, что не верит в этот самый счастливый конец. Если бы Угасание было силой, с которой можно заключить сделку…

— Лакс устроил мне настоящий допрос с пристрастием, прежде чем предложил эту работу. Спросил, чего я боюсь больше всего. Умереть, не пожив, сказал я ему. Кто бы мог подумать, что уже прожитое тоже будет отнято. — Рука Фара переместилась, теперь он не обнимал Прию за плечи, но привлек в объятия. — Несмотря на все ее недостатки, я хочу помнить эту жизнь. Хочу помнить тебя.

Когда они поцеловались, соленая влага на их щеках смешалась. Прия думала, что выжата досуха, что чувствовать еще глубже уже невозможно, но губы Фара доказывали иное. Прощание просто не могло ощущаться вот так: его руки у нее на бедрах, ее дыхание нежно касается его уха, и начинают сливаться не только слезы. Теперь их уже ничто не сдерживало.

Теперь было все.

Люблю тебя — снова, и снова, и снова.

Было темно, когда Прия проснулась. Она лежала на своей кровати, оставляя в памяти каждую точку, где соприкасались их тела: колено к бедру, рука к талии, нос к шее. Звуки моря лились через ее «Бит-Бикс», и на одно чудесное мгновение Прия забыла, что ей предстоит забыть. Но обезвоживание давало о себе знать гулом в голове, напоминая о том, что она выплакала все слезы.

Смотреть на часы, чтобы узнать, сколько проспала, не было никакого смысла, но Прия чувствовала себя отдохнувшей, и мысль проверить топливные стержни «Инвиктуса», убедиться, что у них хватит горючего для прыжка в прошлое, показалась ей вполне здравой. Отстранившись от Фара и надевая свежий халат, она почувствовала, что воздух остыл на несколько градусов. По пути к двери Прия споткнулась о свою сумочку. Вещица была такой обычной в сравнении с миниатюрной галактикой Элиот — чересчур большая и все же слишком маленькая. Насколько легче была бы жизнь воровского лекаря, если б она носила медикаменты целой больницы у себя на запястье.

Могла бы быть, но не будет, подумала Прия. Реальность изменила времена.

В общем отсеке никого не было, если не считать беспорядка. Кастрюльку с тирамису кто-то начисто вылизал, а на то, кто именно, указывали шоколадно-кремовые отпечатки лап на диване. На липком от чая полу валялись кубики Рубика с их острыми углами и осколки кружки. В другой ситуации Прия расчистила бы дорожку, пока кому-то не потребовалось накладывать швы, но теперь просто обозревала хаос. Глаза ее остановились на Уставе; страницы раскрылись так, что фигура-палочка была не видна. Бумага смята, порвана и безнадежно испорчена.

Кругом стояла тишина, но в этой тишине ощущалась некая требовательность.

Похрапывания Фара доносились с койки вместе с шумом океана. Прия стиснула зубы и подумала об Угасании, представив его не таким, каким видела сама из иллюминатора «Инвиктуса», но с точки зрения Элиот. Она почти ощущала, как оно катится по волнам, уничтожая целое море, ненасытный ПОЖИРАТЕЛЬ МИРОВ. Она хватается за поручни, когда Угасание начинает тянуть ее за волосы к себе, но какой смысл держаться? Странно, ведь она никогда не стояла на палубе «Титаника». Чип подавал все настолько убедительно, словно она сама пережила это…

Прия еще обвела взглядом общий отсек: пять полных чашек суррогатного чая, хвост красной панды, выглядывающий из-за голых труб, профиль Эмпры в изоляторе. Дыра в груди тысячекратно выросла, пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Это жизнь, которую она выбрала для себя. Должен быть какой-то способ спасти ее.