Инволюция (СИ)

Широкая улыбка растягивается на лице, блестя остриями двойных зубов. Почувствовав, что Мор отвлеклась, схваченный ею в пылу сражения кот, визгливо мяукнув, вырывается из рук. Но женщине нет уже до него дела. Сияя от счастья, она кивает головой, прекрасно понимая, что гостья не собирается задерживаться более. Агата же, наоборот, смущается, удивлённая тем, что её даже не пытаются остановить. А эта довольная мордашка! И почему она раньше не говорила людям приятных слов благодарности? Видя, как расцветает лицо Мор, она, перекрикивая гомон, добавляет:

— Вы лучшая швея на свете!

Стрелой вылетев из дома, Агата пробегает рысцой ещё несколько метров. Её щеки горят, а сердце колотится, но не от спонтанного побега. Последний раз она так краснела, когда вместе с Уильямом была на концерте металл группы. В тот день ей открылось совершенно новое потрясающее направление в музыке. Выращенная на строгой и сдержанной классике, она впервые услышала нечто столь будоражащее, громкое и разрывающее душу в клочки. Не зная слов, Агата просто орала в ритм, как и вся обезумевшая от восторга толпа. Накупив сувениров и с ног до головы обмотавшись байкерской символикой, она чувствовала себя, как никогда, живой. Даже мать, встречавшая её в пять утра у дверей, придержала свои лекции и критику, стоило ей заглянуть в лицо дочери, не скрытое оболочкой равнодушия.

* * *

Солнечные дни бывали редким явлением в Ливингстон Бэй. А потому, любое существо здешних мест стремилось не упустить возможности оказаться в ласкающем тепле самой яркой звезды Альфа Центавры. Или почти любое. Некоторые считали свет, наоборот, больше порождением зла, нежели добра. Как раз одним из представителей подобного мнения была Агата. Стараясь идти в прохладной тени домов, она с неприкрытым раздражением созерцала, как солнечные лучи все ближе и ближе подкрадываются к ней, желая наброситься на худые ноги и впиться в них своими призрачными клыками. Казалось, еще чуть-чуть, и она зашипит на нерадивое солнце, решившее выйти из-за облаков так не вовремя.

На улицах наконец-то показались люди. Однообразные и бесцветные, они никак не походили на тех, кого ожидаешь встретить в подобном городе. Будто бы семена проклятий задремали в этих землях, так и не дав свои плоды. Обычные женщины и мужчины, без мерзких родовых проклятий на лице или иных признаков вырождения. Привычно спешащие по своим, явно «не ведьмовским», делам, люди затухающего городка. Одежда хорошо скроена и не примечательна в своей простоте. Хотя нет. Есть и отличие… Тройка мальчишек, перевалившись за ограду, с интересом наблюдали за любовной перепалкой двух молодых людей. Подошвы их ботиночек были выполнены в виде лапок. Так что следы, остающиеся после них, можно было спутать с кошачьими. Загоревшись любопытством, Агата поднимает ногу, ожидая увидеть нечто подобное. Но там её ждёт куда большее удивление. Вместо «кошачьей лапки» на подошве красуется птичий след.

В голове тут же вспыхнула вчерашняя сцена. Она уже и успела забыть, что назвалась племянницей мисс Мор. Успели ли слухи добраться до Бэзила? Он один из тех немногих, кто знает об её истинном происхождении. И даже успел это рассказать своим подругам с больными овцами. Что, если её ложь пойдёт наперекосяк, и она случайно подставит под удар Мор? Остается только надеяться, что вся напускная фальшь продержится до отбытия Агаты из этого города.

Ориентируясь по часовой башне, Агата уверенно выходит к центральной площади. Остроконечный шпиль буравит небеса, подобно маяку. Однако при приближении сооружение оказывается намного в более плачевном состоянии, чем представилось издалека. Из четырех ржавых циферблатов работает лишь два — вместо восточного зияет бездонный провал, а на южном остановились стрелки. Куда более интригующей оказывается сама площадь. Потрясённая увиденным, Агата останавливается, как вкопанная.

Всё, что она слышала о котопоклонении, здесь принимало наиболее яркие формы. Громоздившиеся по кругу бакалейные лавки, цветочные бутики с запотевшими стеклами, мастерские, торгашеские лотки с украшениями из ракушек, палатки с рыбой и мясом — все они имели в своём декоре кошачьи элементы: печные трубы—уши, окна, похожие на глаза, витражи с четвероногими, двери в форме силуэта кошек, изгороди с пляшущими котятками, скамейки, сколоченные из «хвостов». Теснившие друг к другу дома занимали собой всё свободное пространство по кругу, оставляя для улиц лишь узкие ручейки пространства. Наслоенные друг на друга, они навевали впечатление карнавального безумного идолопоклонничества.