Иные боги и другие истории

Ни для кого не являлось секретом, что ужасная катастрофа, ожидавшая в будущем их цивилизацию, — та самая катастрофа, что однажды вынудит их лучшие умы искать спасения за гранью времен, в новых, чуждых им телесных формах, — будет самым прямым образом связана с последним и на сей раз успешным выходом на поверхность древнейшей расы.

Мысленные проекции в будущее позволили предвидеть неизбежную трагедию, и государственный совет постановил, что все граждане, способные к переносу своего сознания, должны будут воспользоваться этой возможностью. У всех остальных шансов спастись не было — они знали, что это нападение явится скорее актом мести, нежели попыткой вновь завладеть верхним миром, ибо исследования позднейшей истории выявили множество возникавших и исчезавших цивилизаций, которые вообще ни разу за весь период своего существования не приходили в столкновение с тварями из подземного мира. Возможно, эта зловещая раса в конце концов предпочла глубокие земные недра переменчивой и неспокойной поверхности, тем более что свет как таковой не имел для нее никакого значения. Возможно также, силы их с течением времени убывали. По крайней мере, удалось установить, что подземные обитатели окончательно вымрут еще до наступления эры постчеловеческой насекомообразной цивилизации, которой суждено будет стать объектом массового вторжения уцелевших сознаний.

Пока же Великая Раса сохраняла бдительность, постоянно держа наготове оружие и всячески избегая затрагивать страшную тему в своих разговорах и записях. И все это время тень ужаса и обреченности лежала на запечатанных подземных люках и мрачных слепых башнях, возвышавшихся здесь и там среди оживленных пока еще городов.

V

Таким был этот мир, каждую ночь являвшийся мне в беспокойных мучительных снах. Я не берусь в точности передать на бумаге все неуловимо тревожные ощущения, порождаемые моей псевдопамятью.

Как я уже отмечал, основательное изучение данного предмета помогло найти ему рациональное психологическое объяснение, выработав нечто вроде иммунитета, который с течением времени еще более укрепился за счет такого немаловажного фактора, как сила привычки. Хотя это средство не могло полностью уберечь меня от изредка повторявшихся приступов страха, в целом после 1922 года я чувствовал себя значительно лучше, вел нормальный образ жизни, много работал, не забывая при этом следить за своим здоровьем.

Спустя еще несколько лет я пришел к убеждению, что мой опыт — включая также описания сходных случаев болезни и соответствующие детали фольклора — должен быть обобщен и опубликован, что может оказаться неплохим подспорьем для студентов, всерьез интересующихся психологией. Тотчас взявшись за дело, я подготовил серию статей, в которых достаточно сжато передал суть своей теории, приложив к этому ряд собственноручных набросков пейзажей, живых существ, декоративных мотивов и иероглифов, сделанных мною на основании всего увиденного в снах.

Статьи эти печатались на протяжении 1928–1929 годов в нескольких номерах «Журнала Американского психологического общества», но не привлекли к себе особенно большого внимания. Я же все эти годы продолжал записывать содержание своих снов, несмотря на то что растущая кипа дневников начала уже причинять мне определенные неудобства.

Десятого июля 1934 года я получил письмо, которое мне переслали из Психологического общества и которое положило начало кульминационной фазе всей этой безумной истории. На конверте стоял штемпель: «Пилбарра, Западная Австралия», а подпись под обратным адресом принадлежала — я специально навел справки — горному инженеру, пользовавшемуся в своих кругах весьма неплохой репутацией. Кроме собственно письма в конверте оказалось несколько фотографий — все это вкупе произвело на меня ошеломляющее впечатление, о котором читатель может хотя бы приблизительно догадаться, ознакомившись с прилагаемым ниже текстом.

Сперва я, сказать по правде, отнесся к этому с известной долей скептицизма, ибо, даже и предполагая, что в основе некоторых древних легенд могут лежать вполне реальные факты, я все же не был готов ко встрече с осязаемыми свидетельствами существования этого мира, порожденного, казалось бы, моим воображением. Сильнее всего на меня подействовали фотографии, подлинность которых не вызывала ни малейших сомнений, — я увидел лежащие среди песков огромные, наполовину уже разрушившиеся под влиянием ветров, воды и солнца каменные блоки с характерным изгибом верхней плоскости и соответствующей по форме выемкой в ее нижней части.

Разглядывая снимки через увеличительное стекло, я среди множества трещин и выбоин обнаружил следы хорошо мне знакомых рисунков и иероглифов — тех самых, что почти каждую ночь появлялись в моих сновидениях!

Но вот письмо, пусть оно говорит само за себя: