Иные чувства, иные миры

Стебелёк антенны шелкопряда толщиной всего лишь в четверть миллиметра содержит не менее 40 000 волосовидных волокон. Из них 35 000 передают в нервную систему бабочки обонятельные сигналы, и всего лишь 5000 передают сигналы других чувств. Изящные по своей тонкости эксперименты, которые включали в себя слежение за отдельным волокном обонятельной клетки с помощью микроэлектрода, выявили неожиданное сходство между кодированием обонятельных и визуальных сигналов. Похоже, что три соседствующих друг с другом клетки могут реагировать на один и тот же запах совершенно по-разному: усиливая последовательность проходящих импульсов, ослабляя их или вообще не реагируя. Таким образом, запах, который в итоге воспринимает мозг, представляет собой сочетание этих трёх первичных реакций, аналогичное смешению трёх основных цветов зрительными клетками нашей сетчатки.

Таким образом, как по чувствительности, так и по разрешающей способности обоняние стоит на одном уровне со зрением. По своему происхождению оно предшествует зрению, о чём свидетельствует строение рецепторных клеток. В отличие от клеток сетчатки, у которых есть отдельные ганглии (центры, от которых распространяются нервные волокна), каждая обонятельная палочка представляет собой комбинацию из рецепторной и ганглиозной клеток. Эта более простая форма, наблюдаемая в относительно примитивной нервной системе низших позвоночных, сохраняется у высших животных только в органе обоняния. Несомненно, это одна из самых примитивных клеток в теле человека.

Все запахи возбуждают наши обонятельные рецепторные клетки количественно и качественно, и вызываемый ими стимул далее передаётся прямо в обонятельную луковицу в передней части мозга без вмешательства каких-либо передающих нервных клеток. Этой особенностью, как мы уже отмечали, обоняние не похоже ни на одно другое чувство.

Более того, между обонянием и зрением существует принципиальное различие, заключающееся в том, что объект, воспринимаемый по запаху, не обязательно должен быть в наличии, чтобы его можно было понюхать, тогда как объект, находящийся вне поля зрения, заведомо не может быть виден. Запахи передаются химическими составляющими, которые выделяются и остаются взвешенными в воздухе в течение длительного времени. Например, те из нас, кто живёт за городом, отчетливо осознают, что в прошлом в данном районе побывал скунс, через много дней после того, как скунс ушёл. Нам не обязательно видеть нечто, чтобы знать, что оно находится или было там.

Однако для существа, способного интерпретировать такого рода информацию, очевидным окажется гораздо большее, чем дошло до нас. Такое существо будет точнее знать, насколько давно скунс побывал там, в каком направлении он двигался, возможно, пол и состояние здоровья скунса и так далее. Таким образом, информационный обмен посредством обоняния даёт информацию как о настоящем, так и о недавнем прошлом; возможно, при более тщательном изучении можно было бы почерпнуть информацию о более отдалённом и очень далёком прошлом.

Ещё запаховые сигналы ощущаются из-за угла или в других слепых зонах, а также в полной темноте, где одно лишь зрение было бы бесполезным. Исходя из этих соображений, разум на основе обоняния должен отличаться от нашего собственного. Там, где, как минимум, ближайшее, а иногда и более отдалённое прошлое сливается с настоящим в его реальном времени, понятия и основные способы мышления должны формироваться под влиянием восприятия такого рода.

В наших мыслях и способах выражения прошлое резко отличается от настоящего. Человек, которого мы не видим, больше не с нами. Он был здесь, но его больше нет, и, как гласит пословица, пропав с глаз долой, он, вероятно, и из сердца вышел вон. Но для ольфаксов его запах сохранялся бы, и он продолжал бы оставаться частью их актуального настоящего ещё долгое время после того, как пропал из поля зрения. Это оказало бы влияние на их стиль мышления практически непостижимым для нас образом.

Как мы можем представить себе запаховый «словарь»? По сути, все наши символы, воспринимаемые посредством зрения, представляют собой сочетание прямых и кривых линий. Среди этих чрезвычайно простых элементов, которые фиксируются нашей сетчаткой, мозг распознаёт комбинации, которые его ассоциативный аппарат преобразует в визуальные образы и слова для их описания. Аналогичным образом добавляется и цвет. Когда на сетчатку попадает луч света с длиной волны от 635 до 640 миллионных долей миллиметра, мозг интерпретирует это событие, и мы «видим» красный цвет. Тот же самый луч света, попадающий на анатомическое образование нашего тела, отличное от сетчатки, воспринимается в соответствии с чувствительными возможностями этого органа. Наша кожа может воспринимать его как тепло.