Иные песни

Через иллюминатор вливалось ослепительно яркое солнце, очерчивая силуэт стратег оса и освещая лицо Аурелии; глаза она не щурила. Корабль трещал и скрипел, легко раскачиваясь на волнах; покрикивали матросы, звенела цепь на лебедке, на мостике отзвонили второго Нептуна. Минута, две, три. Аурелия, распаленная, приглядывалась к эстлосу; она знала, что тот, словно набожный пифагореец, перебирает про себя цифры.

— Видимо, ты пребываешь со мной слишком долго.

Она привстала на колено и поцеловала перстень на пальце поданной ладони.

— Кириос.

* * *

Прибью Змею, придушу. Усмехнулся под носом, проходя мимо хоррорных. Теперь она мой зверь, не убежит. Скажу ему, что, так или иначе, мне необходимо отправиться в Александрию. Он не может мне запретить. Не догадается, не имеет права догадаться. А потом еще и поблагодарит. А если и нет — все равно, я должен ему эту услугу. Надо мной висит долг. Манат, Аллаху, Охрмазда — одарите меня спокойствием и силой. Он постучал. Старый Порте впустил его в средину. Лунянки с Бербелеком не было. Вместе с капитаном Оттогном Принцем и Хейнмерле Трепт стратегос склонился над навигационными атласами. Трепт что-то записывала в своем штурманском дневнике, на нимрода даже не взглянула. Тот почувствовал, что вспотели ладони — но в их присутствии это было нормальным.

— Эстлос.

— Давай перейдем, — кивнул ему стратегос.

Они перешли под выступ кормы. Двери и окна были раскрыты, теплый закатный свет вливался в каюту, когда же они встали в проходе, их тени нарушили порядок света и полумрака. Кто-то крикнул доулосу, чтобы тот зажег лампы. Стратег осу пришлось нагнуться, чтобы не удариться головой о фрамугу, тень грациозно выгнулась.

— Отплываем? — спросил Ихмет, не глядя на Бербелека, высматривая что-то в океаносе. Правую ладонь он передвигал по черному херсонскому кафтану, машинально выглаживая невидимые морщины и вытирая пот.

— Еще нет, осталось несколько туров; они ведь ведут переговоры и между собой, и условия все время изменяются. Об Аурелии кому-нибудь говорил?

— Нет, эстлос.

— Ты же знаешь, в конечном расчете кампания направлена на Сколиодои их обитателей. Нас финансирует Луна. Они пострадали первыми. Тебе это мешает?

— Ага, значит, я должен говорить откровенно!

Стратегос рассмеялся, хлопнул его по плечу. Ихмет послал ему рассеянный взгляд.

— Если бы ты и вправду желал сейчас моей откровенности, эстлос, то не строил из себя веселого приятеля.

— Если бы ты действительно пожелал мне навредить, то не открылся бы по поводу Аурелии. Говори, у меня нет времени.

— Отпусти меня. С тобой я путешествовал, поскольку мне хотелось. Ты мне не платишь, я не давал тебе клятвы верности, никакое слово меня не связывает.

— Как я могу тебя отпустить? Я тебе не плачу, ты не давал мне клятву верности, слово тебя не связывает. Пожалуйста, отправляйся, куда желаешь. Зачем ты спрашиваешь у меня разрешения?

— Если бы я ушел без объяснений…

— Да какое, собственно, объяснение? Тебе надоело общество Аурелии?

Ихмет сморщил бровь, откашлялся.

— Я не желаю принимать во всем этом участия. Считаю, что ты пал жертвой интриги Иллеи, эстлос. И что для тебя все это плохо кончится.

— Интриги, цель которой заключается в…?

— Отомстить ее врагам. Возможно, вернуться на Землю.

— Ага, и вот в таких сложных обстоятельствах ты меня покидаешь! — засмеялся стратегос.

Нимрод оскалил зубы, дернул головой, пальцы искривились в когти, мышцы напряглись, ноздри раздулись, он издал хриплый рык из самой глубины горла.

— Затравленный! — сплюнул Ихмет. — Затравленный!

Стратегос Бербелек пригляделся к нему неожиданно серьезно. Он все еще стоял, сгорбившись, под выступом, но теперь казалось, будто склоняется над собравшимся для дикой атаки персом с какой-то отцовской заботой. Хотя был явно моложе нимрода.

— Еще сегодня? — буркнул Иероним.

— Да!

— Куда?

— Вернусь в Эгипет. Там осталась пара не завершенных дел…

— Ага. — Стратегос выглянул в иллюминатор, на море, алое в лучах тонущего Солнца. В нескольких сотнях пусов от «Апостола» на волнах колыхались два галлона. Он указал на них жестом головы. — «Брута» Меузулека сегодня возвращается в Сали, там эстлос Ануджабар посадит тебя на первое же судно Африканской Компании до Александрии.

— Благодарю.

— Зайдешь ко мне после десятого нептуна, я передам с тобой письма Алитее, Шулиме и Панатакису.

— Вручу их как можно скорее, эстлос.

— Не сомневаюсь.

Какое-то время они стояли молча; не оставалось уже ничего такого, о чем следовало бы говорить. Бербелек машинально стряхнул с кафтана Зайдара комок засохшей смолы. Оглянулся на капитана и штурмана, которые нетерпеливо поглядывали на него. Махнул рукой, чтобы еще немного подождали.

— Меня постоянно заставляло задуматься… — начал он вполголоса.

— Ммм?

— Что с самого начала, помнишь, в Воденбурге, в цирке… Ты только-только увидел ее, но сразу же вспомнил Крымскую Дань, и первая же мысль: убить, убить ее.

— Кого?