Иные песни

После ухода крыс они ненадолго остались сами. Порте заглянул в каюту, но едва лишь открыл рот, чтобы спросить, как с завтраком, перехватил взгляд хозяина и отступил назад, согнувшись в глубоком поклоне, лишь седая голова мелькнула в приоткрытой двери. Аурелия сама собрала посуду и пепельницы, оставшиеся от гостей.

Стратегос открыл широкий иллюминатор, впуская прохладный воздух, и с тяжким вздохом упал в самое большое кресло, вытягивая ноги в кожаных мягких сапогах до самой средины салона.

— Я говорила откровенно, — отозвалась Аурелия, гася курильницу. — Ты должен поднять штандарт Луны, Кириос.

— Рано еще, слишком рано, — буркнул тот. — Я еще слишком слаб. Их перепугает имя Иллеи.

— Никогда не будет подходящего времени, ты никогда не затмишь ее так, чтобы ее имя уже не имело какого-либо значения.

— Рано еще.

— Люди начинают догадываться, кириос. Зайдар меня распознал. И кто знает, что он себе представил.

— Я поговорю с ним. Вечером. — Потянулся так, что затрещало кресло. — Антидектес?

— Спит. Лег на рассвете. А что, будет нужен?

— Кто сейчас?

— Навуходоносор. Мне остаться, кириос?

— Присядь-ка. О Боже, целую ночь не спал, глаза сами закрываются. Ладно, на войне, как на войне. Который час? Думаешь, я их убедил?

— Да. Ты прекрасно лжешь, кириос.

Бербелек подозрительно зыркнул на нее.

— Прекрасно лгу… А ты с какого это времени сделалась такая умная?

— Ведь все эти вещи про Чернокнижника, ведь это ложь. Я права?

— Почему ты так считаешь?

— Знала!

— Ладно, ладно, только не спали мне ковер. Где я совершил ошибку?

— Ты не совершал ошибок, кириос. Просто… Не знаю, как это сказать. Ну, чтобы лгать так последовательно, нужно немного измениться самому; ложь должна войти в морфу, чтобы быть достоверным. Ты не можешь лгать вопреки себе, ведь это заметно, так что вначале тебе нужно принять Форму этой лжи, и теперь, когда ты подстрекаешь их против Чернокнижника…

— Так?

— Ведь перед тем ты его вовсе не ненавидел, кириос.

— И чего только человек о себе не узнает.

— Враг, да, это наверняка, и у тебя имелся повод, чтобы мстить; но это, скорее, было восхищением и уважением. Ненависть ты внушил себе вместе с ложью. Я знала. Я рядом с тобой уже тридцать месяцев, живу в твоей морфе, уже даже говорю, как ты. Ты очень хорошо лжешь.

— Но все это еще может оказаться и правдой. Никто ведь понятия не имеет, зачем они прибыли в земные сферы. А Рог и вправду посылал агентов и крыс, целые экспедиции отсылал в Сколиодои, впрочем, не только в одну африканскую; теперь нам уже известно, что это он силой захватил большинство сад арийских дорог и факторий в Золотых Королевствах, это он убивал александрийских купцов. И последнее Пифагорийское Восстание финансировала именно Москва. А его бабка и вправду была еврейкой. И уже много веков он выпускает из своих уральских конюшен какоморфов, о каких до того никому и не снилось.

— Видишь, как ты замечательно лжешь? Сам себе поверил.

— Но ведь это может быть правдой!

— А даже если и так. Ты же не знаешь. Лжешь, кириос.

Иероним потер себя по лбу, оставляя багровые следы на коже.

— Я стратегос. Обман лежит в моей натуре. Обмануть врага, пускай повернется спиной, и тогда ударить. Откровенность и простота — это поражение.

— И ты замечательно справляешься, клянусь.

— Да чтоб ты сдохла, чего тебе надо?

Аурелия отвела взгляд, склонила голову.

— Не знаю. Возможно, мне и не следовало прислушиваться разговорам о делах кратистосов… Форма Всадников Огня иная: лицом к лицу, в бой до смерти. А все эти интриги начинают меня скрючивать, искривлять. Я уже и не знаю, как повела бы себя в бою. Дай мне слово, кириос, что позволишь мне сражаться.

— Доспехи твои еще не распались?

— Я их подстраиваю всякий раз, когда мы возвращаемся в сферы этхера. Дай мне слово, кириос. Какие у тебя теперь планы, назад в Рим?

Иероним искривил губы, уставился в потолок.

— Мне нужна какая-нибудь громкая, символическая победа. Но которую можно было бы обеспечить еще не слишком крупными силами. Когда должен поступить первый платеж за Византийский Хоррор?

— Я уже говорила тебе, кириос. Двадцатого.

— Время, время, клянусь Шеолом, времени все меньше и меньше. Видела, где сегодня взошла Венера? А это чудище ночью! Все Искривляется.

— Отец говорил, что это, как минимум, лет на двадцать еще, пока адинатосы начнут регулярное вторжение на Луну и Землю.

— Таак, знаю, Госпожа может ждать. Но не должна. Спроси любого стратег оса: что лучше, атаковать врага еще слабого и дезориентированного, или уже окопавшегося, скрытого за укреплениями, с подтянутыми подкреплениями. Ведь вы до сих пор не понимаете одного: мы, по сути, можем эту войну проиграть, не одно сражение, а всю войну, человек может поддаться адинатосу; и тогда антропоформа погибнет навсегда, не останется даже памяти, даже развалин, даже слова — уйдет, растворится, утратит морфу все, что было человеческим. Вот тут я не лгу.

— Ты веришь в это, так.

* * *