Иные песни

На первом этаже — солдаты, сбегающие через распахнутые главные ворота. Лунянка позволяет им сбежать. После этого запирает ворота на засов и валит часть потолка, полностью блокируя вход. Точно так же поступает с задней калиткой.

Проверяет подвалы. Там находит, спрятавшихся за покрытыми плесенью шкафами, двух перепуганных аристократок вместе с несколькими доулосами. Поразмыслив секунду, оставляет им жизнь, заваливая за собой ведущую в подземелья лестницу.

Возвращается в Арсенал.

Гыппырои уже овладели всеми высшими этажами, верхние проходы перекрыты. Продолжается бой на первом этаже, куда пробились булашки с тяжелым вооружением и спущенными с цепей уральскими военными морфезоонами. С ними пара аресов.

— У нас имеются потери, — сообщает вытер Жарник. — Доспехи не задерживают залпы из картечниц; кстати, осторожней с дерьмолазами: плюются каким-то кислотным ядом.

Они выглядывают сквозь окно обитой бархатом прихожей на четвертом этаже Арсенала. Из-за золотого купола Храма Землееда рвутся синие сполохи, над кремлем перекатывается ритмичный грохот, от которого звенят стекла. То, через которое они глядят, лопается после третьего грома. Это «Уркайя» превращает в развалины строения казарм охранников.

— Тимотей?

Омиксос указывает пламенем большого пальца вниз.

По скользким от крови ступеням, сквозь дым и серую пыль спускается стратегос Иероним Бербелек; вначале видны кирпично-красные полы его херсонского плаща.

— Где тут Зал Рогатых Голов?

Вытер Жарник замедляет вращение своего доспеха и склоняет голову перед стратегосом.

— Прошу за мной, эстлос.

На ходу Бербелек выравнивает манжеты рукавов верхней одежды и сорочки. Застегивает последнюю пуговицу под шеей, стряхивает с плеч пепел. Теперь Форма будет наиболее важна. Аурелия приглядывается к нему сквозь успокоенный около-шлем. Эстлос перехватывает ее взгляд.

— Нужно было бы приказать Бабучкину вычистить мне сапоги, хоть на что-то пригодился бы, — посылает он Аврелии кривую усмешку.

Та улыбкой не отвечает.

— Не было измены, — говорит она. — Ты болен, видя измену, кириос.

— Почему же, было. К счастью, предали не меня.

Они выходят в выложенную гиексовым деревом залу, наполненную старинным оружием и хоругвями. Дерево, в большинстве своем, порублено и поломано, оружие разбито, знамена сгорели или горят. Сквозь выбитые окна врывается холодный ветер.

В стенах залы шесть дверей; все открыты или вырваны с петель, зща исключением северной, центральной — выполненной из бронзы и ликота, покрытой сложными барельефами. Над дверью висит рогатая башка неназванного какоморфа.

Перед дверью, с приложенными к плечам кераунетами и в безумно воющих доспехах, приготовились четыре Всадника Огня.

— Двое вошло и пока что не выходило, — сообщает вытер Аблазос. — Он остался там, в средине, на другие двери мы обрушили северные крылечки, удрать не мог.

— Закрыты?

— Они сами закрываются. Скрытые меканизмы в стене. Кириос?

— Вы только меня, случаем, не подстрелите, — бросает стратегос, выглаживая складки верхней одежды. — Нее удивляйтесь, если та пара выскочит на вас: за это время наверняка успели полюбить его от всего сердца. Аурелия, открой.

— Я пойду с тобой, кириос.

— Нет.

— Я же дала клятву. Сам не пойдешь.

Стратегос какое-то время присматривается к ней, то есть, в течение двух ударов невидимой «Уркайи», когда сыплется штукатурка и трясутся стены.

— Останешься у дверей. Не двинешься с места, даже если он станет мне вырывать сердце. Дай слово рытера.

— Кириос…

— Дай слово.

Аурелия стискивает зубы, язык пламени стреляет вверх из ее головы.

— Не могу. Не дам. Нет.

Стратегос кивает.

— Хорошо. Можешь войти.

Аурелия оттягивает молоточек кераунета, проверяет пырос на наковаленке. Дядя Жарник поздравляет ее, поднимая руку. Аурелия шепчет молитву Госпоже. Она окутывается огнем, пыр загорается в ее жилах.

Пинок в бронзовую дверь.

Они входят.

Трупы. Западная стена увешана десятками голов различных экзотических рогатых животных; восточная стена открывается галереей хрустальных окон на панораму Москвы; обе стены длиной чуть ли не в два десятка пусов. Рогатые головы, в большинстве своем, упали и лежат теперь кучами, смешавшись с останками мужчин и женщин в драгоценных одеждах. Трупы, сплошные трупы. Хрусталь из окон теперь покрывает мозаичный пол на противоположной стороне зала; по хрустальным осколкам бродит высокий, черноволо… — кириос, кириос, кириос — не гляди на кратиста!

Аурелия подбрасывает к плечу спиральное ложе кераунета и стреляет Чернокнижнику в висок. Сразу же опускает и перезаряжает оружие.

Иероним Бербелек отрицательно качает головой. Идет к тому. Заслоняет ей цель.

Несколько предложений, произнесенных голосом кратиста на не известном Аурелии языке — стратегос отвечает. Какое-то мгновение они разговаривают по-московски. Аурелия всматривается в замок кераунета. Да не говори с ним! Убей его! Не разговаривай с ним! Это же кратист! Ударь на ходу! Не раздумывая! Не разговаривай! Снова Аурелия разглядывает замок кераунета. Куда девались те два гыппырои? Неужто приказал им перерезать себе горло?