Иные песни

С каждым прославляющим отца выкриком Абель с уверенностью чувствовал, что проиграет, что обязан проиграть, что победа попросту невозможна. Не спеша и спокойно, словно в трансе — настолько велика была уверенность — он сбросил кируффу и шальвары, развязал сандалии, вынул из ножен готский канджар. На какое-то мгновение он засмотрелся на черный, искривленный клинок. Рукоять-кобра была мокрой от пота, пришлось оттереть руку о бедро.

Возвращаясь в круг зрителей, Зенон хлопнул Абеля по спине. Тот поднял голову. Он ничего не слышал — остальные что-то уже скандировали, но он не слышал, красный свет отобрал у него слух. Герман шел на него, выше на половину пуса, нож он держал в странном захвате на уровне груди. А ведь он тренировался, подумал Абель, он уже дрался, он умеет — я же кинжалом только баловался. У меня нет права выиграть. Нужно бросить оружие, пасть на землю и поцеловать ему ногу. Иначе он просто порежет меня…

И он представил, как он становится на колени и целует ногу чужака. Кровь ударила ему в голову. Он оскалил зубы. Почтение и уважение эстлосу Абелю Бербелеку! Сыну Иеронима! Он прыгнул на Германа. Тот замигал от неожиданности, поднял нож, в самый последний момент опустил его, отступил на шаг, обернулся и начал удирать. Абель всегда хорошо бегал, в гимназионе он перегонял всех своих ровесников. В десяток скачков он догнал Германа и резанул по спине, по бедру, по плечу… затем схватил за волосы и дернул, задержав на месте, после чего вонзил канджар тому в правую ягодицу.

Герман упал. Тяжело дышащего Абеля оттянул Зенон. Над побежденным уже склонялись врачи, демиурги крови и костей. Абель отвернул свой изумленный взгляд.

Высокая аристократка с алмазными сережками и цветастой татуировкой, оплетавшей шею, подала Абелю огромный кубок с вином, затем широко улыбнулась. Столь же естественным движением, как будто оттирая пот со лба. Абель притянул ее к себе и поцеловал, жадно выпивая ее дыхание между губ.

Зенон дернул его за плечо и поднял его правую руку, все еще стиснутую в кулак, вверх. Все уже скандировали, истина была очевидной:

— Абель! Абель! Абель! Абель! Абель!

* * *

Первое, что эстле Лаэтития Лотте сделала, возвратившись в Александрию, это была организация приветственного приема. Нет, она приветствовала не эстле Амитасе; цель праздника состояла в том, чтобы александрийская аристократия могла приветствовать саму Лаэтитию. Сам прием, по словам Лотте, должен был быть «довольно скромным». Она пригласила больше сотни гостей. Вечером третьего Майюса, в момент Коленопреклонения Солнца — когда край диска светила касается золотой статуи Александра — ворота дворца открылись.

Гостеприимство эстле Лотте, каким бы ни было большим, обладало своими границами, впрочем, и не было такого обычая, чтобы возмещать гостям затраты на покупки, поэтому пану Бербелеку пришлось заплатить за костюмы для себя и детей из собственного кармана. Тем не менее, он удивленно поднял бровь, когда увидел счет, представленный медийским портным и вавилонским ювелиром Лотте: девяносто процентов оплаты составляли вещи для Алитеи. Ясное дело, что заплатил, не споря; тем не менее, при первой же возможности расспросил Порте и Антона относительно ходивших среди слуг и рабов сплетен (самый верный источник информации в любом доме), и тут стало ясно то, о чем, по сути своей, Иероним догадывался и сам: большую часть времени Алитея проводила с эстле Амитасе, во дворце или в городе, в эксклюзивных банях и сомеях текнитесов тела, свои закупки она проводила тоже в компании Шулимы. Она морфирует ее у меня же на глазах, злился про себя пан Бербелек. Теперь, когда Алитея наиболее податлива. Амитасе лепит ее будущее. И как я могу это предотвратить? А не могу; пришлось бы переломить Форму собственной дочери, пришлось бы связать ее волю. Когда же это началось, на «Аль-Хавидже»? Или уже во время встречи в цирке? Все-таки правда, что родители никогда не становятся ближайшими друзьями собственных детей; эта роль всегда достается чужим, когда дети ищут способ вырваться из под формы отца с матерью — они всегда вслепую влетают в противоположные формы. Вот только в случае Абеля таким чужаком стал я. А вот Алитея… — Алитея нашла себе Старшую Сестру.