Иные песни

Стилет был легким, прохладным в прикосновении, убийственно красивым. Иероним закрепил его под левым предплечьем, поближе к локтю, рукав кируффы прятал оружие без следа. По ночам, в тишине собственной спальни во дворце Лотте, пан Бербелек тренировал движение правой руки — раз, пальцы в рукаве, два, большой палец под ремнем, три, стиснуть рукоятку, четыре, плавно вывести клинок, пять, укол без замаха, шесть, конец — чтобы тело помнило, даже если разум поддастся.

* * *

Необходимо было выполнить строго определенные условия места и времени. Никаких свидетелей — то есть, только они двое в четырех стенах или в абсолютно пустом месте. Не дать ей времени на защиту — то есть, без длительной подготовки, не вступая в разговоры, в противном случае, она бы сразу все поняла. И самому уйти живым — то есть, удар наносить со стопроцентной уверенностью, что нигде поблизости нет Зуэи.

Это третье условие было самым сложным к исполнению. Зуэя и так редко отходила от своей госпожи дальше, чем на несколько шагов, в соседнее помещение; теперь же, после покушения на Изидора Вула, разделить их было практически невозможно. Пан Бербелек начал было носиться с мыслью об опережающем нападении на невольницу-ареса либо о призыве на помощь Зайдара, который, что ни говори, был нимродом. Но инстинкт стратегоса подсказывал ему, что план не следует без надобности усложнять.

Тем временем, приближался эгипетский Новый Год, не забытый в народных ритуалах и древних культах, несмотря на более чем тысячелетнее владычество римского календаря. Астрологи из Мемфиса предсказывали начало разлива Нила на третью неделю Юниуса. День рождения Изиды выпал на девятое Юниуса. Это был день начала новой жизни, новой любви, день чудесных излечений и неожиданных оплодотворений. На рассвете в меноутийском святилище Изиды воскреснет Озирис, в полдень на Рынке Мира произойдет ежегодная Свадьба Гипатии, в два часа дня в окне своей башни в Меноуте покажется Навуходоносор Золотой, вечером жрецы и жрицы Изиды будут драться на улицах с жрецами и жрицами Манат, а на самом закате на Нил, на каналы, озера и приливы выплывут десятки тысяч «колыбелей Озириса» — узких лодочек с подвешенными на носу зелеными фонариками.

Пан Бербелек проснулся довольно поздно; дворец Лотте уже был переполнен отзвуками беготни, слишком уж энергичной для такого дня, когда Лаэтития не устраивала никаких приемов. В воздухе висел запах мирры и фула. Под окнами спальни Иеронима кто-то пел. Пан Бербелек выглянул наружу. Нубийская невольница, кормившая гампартов, напевала под нос утреннюю молитву Богине Трона, слова, значение которых было давным-давно забыто: Нехес, нехес, нехес эм хотеп, нехес эн неферу, небет хотепет! Вебен эм хотеп, вебем эм неферу, нутъерт ам Анкх, нефер эм Пет! Пет эм хотеп, та эм хотеп, нутъерт сам Нут, сат Геб, мерит Аузер, нутъерт аша-рену! Анетй храк, анетй храк, туа ату, туа ату, туа ату, небет асет! — Пан Бербелек щурил глаза в утреннем солнце. Он видел доулосов, расставлявших горшочки с цветами амаранта и лилий, доулосов, несущих в сторону озера украшенные эротическими рисунками узкие лодки из ликота, видел двух слуг, целовавшихся в тени хевои — и внезапно, совершенно четко увидал абсолютно надежный план убийства эстле Шулимы Амитасе.

Сегодня же ночью.

До этого времени он не хотел показываться ей на глаза. Через Порте он расспросил про обычаи дома Лотте: во сколько лодки начинают отходить от берега, нужно ли арендовать собственную, договариваются ли парочки о каких-то знаках или же уговор касается места и времени. В соответствии с традициями Александрийской Эры, встречи должны были происходить совершенно случайно, но, естественно, такими они не были; пары договаривались заранее, темнота же и ритуал позволяли проявить смелость, о которой просто невозможно было бы подумать в любой иной форме.

Порте договорился про лодку с нарисованными на носу фиолетовыми ибисами. Пан Бербелек написал коротенькое письмецо Шулиме: Ежели Изида позволит, с течением воды — шагающие ибисы, притаившийся крокодил. В трепете —. И.Б. Порте отнес записку.

Пан Бербелек ждал. Прошло полчаса, час, два. Опоздал, подумал он, ведь не могла же она меня ожидать, явно уже обменялась знаками с кем-то другим; нужно было все планировать раньше. И бросил миской об стену. Та громко зазвенела. Прибежал изумленный Порте. Пан Бербелек и сам был изумлен: это было первое проявление его откровенной ярости, начиная с… с… — он уже и сам не помнил, с какого времени.