Иные песни

— Еще перед временами Эгипта и фараонов здесь существовали царства и большие города, теперь же уничтоженные песком и ветром. Это был рай землепашцев и скотоводов: самые плодородные земли, самый лучший климат; можно сказать — первые сады человечества. Но форма мира изменилась, и вся эта часть Африки превратилась в бесплодную пустыню. Люди сбежали на восток, к Нилу, и так появилась Первая Империя. Кратиста Иллея посвятила три сотни лет, чтобы обратить этот процесс и придать этой земле дарящую жизнь морфу. Быть может, если бы ей было дано еще триста лет, мы увидели бы истинный возврат Рая.

Шулима, с иронией в голосе, посоветовала ему:

— Эмигрируй на Луну; для ее морфинга у нее было целых пятьсот лет.

Гауэр Шебрек пожал плечами:

— Может я бы и решился, если бы это было возможно. Пока же что я читаю на сон грядущий Элкинга.

После полудня 10 квинтилиуса, а был это День Меркурия, пан Бербелек зашел в кабину эстле Амитасе, чтобы оговорить перед прибытием в Ам-Шасу вопрос найма метиса и дикарей; Амитасе с самого начала утверждала, что будет луше оставить это ей, что когда-то их уже нанимала. Говоря по правде, она была здесь единственной, обладающей хоть каким-то опытом джурджи. На самом же деле Иероним надеялся в вынужденной интимности тесной кабины аэростата воспроизвести Форму ночи Изиды.

Шулима лишила его каких бы то ни было иллюзий: она игнорировала любые намеки, не возвращала улыбок, не позволяла того, чтобы морфа хоть чуточку расслабилась; к тому же, в средине беседы она вызвала Зуэю и уже не отсылала. Пан Бербелек должен был испытывать злость отторжения (злость и гнев с его стороны приветствовались бы), но от Амитасе он вышел в настроении всего лишь слегка меланхолическом. Этого следовало ожидать, сказал он сам себе; богиня дает, богиня же и отбирает. В конце концов, я же полетел на эту джурджу — так что нет никакой необходимости меня искушать и подкупать.

На балконе свиньи он застал Алитею и эстле Клавдию Верону, дочь эстлоса Марка и эстле Юстины из клана Веронов, которые первыми обратились к Ихмету Зайдару; с ними же отправился и сводный брат эстле Юстины, молодой эстлос Тобиас Ливий. Вероны проживали в Александрии всего лишь полгода, переехав из Рима, и в них еще явно была видна морфа кратистоса Сикстуса, Ливий же, только гостивший в Александрии, остался римлянином до мозга костей.

Алитея с Клавдией сидели на краю палубы, высунув ноги сквозь ячейки предохранительной сетки. Склонившись вперед, чуть ли не вися на сетке, они глядели вниз, между босыми ногами, которыми все время болтали вперед и назад, в идеально совместном ритме. Опять же, обе были в похожих свободных шальварах, с белыми шляпами, сдвинутыми назад, поэтому пан Бербелек яснее увидал делящую их разницу формы. Алитея, уже наполовину эгиптянка, с кожей цвета темного меда, с длинными черными волосами, узкими бедрами, высокими грудями и узким носом. Клавдия Верона держится крепче своей родной морфы: кожа светлая, фигура более полная, плечи пошире, лицо более округлое. Опять же, Клавдия наверняка не ходила через день к самому дорогому текнитесу сомы, чтобы поддаться морфингу, укрепляющему антос Навуходоносора, как делала это Алитея — явно по рекомендации Шулимы. В глазах Иеронима все это было элементом хитроумного плана Шулимы, цель которого состояла в том, чтобы связать Алитею с аресом Моншебе. Мотива ему обнаружить не удавалось, но в данный момент он был готов поверить в величайшее коварство эстле Амитасе. С Марией тоже все так же начиналось…

Пан Бербелек уселся слева от Алитеи, просунув ноги сквозь сплетения сетки. Он тут же почувствовал, как сапоги сползают с ног. Впечатление было совершенно абсурдным, сапоги — прекрасно подогнанные воденбургские сапожки из мягкой кожи с высокими голенищами — не имели никакого права сползать; тем не менее, он чуть ли не повис на ликотовой сетке, поверил только собственным глазам.

Африка проплывала под ними с громадной скоростью, ветер трепал волосы, пытался сорвать шляпы с девушек, свистел в такелаже «Встающего»; шальвары и полы кируффы Иеронима трепетали… Сейчас они летели исключительно благодаря пневматону и громадным лопастям аэростата, вопреки сопротивлявшимся, недвижным массам жаркого воздуха; не было ни малейшего ветерка, который бы нес их с собой. Земля находилась буквально в сотне пусов под товарными мачтами «Встающего». Если бы на их маршруте появилась какая-нибудь возвышенность или исключительно высокое дерево, рассчитывать можно было только на быструю реакцию капитана свиньи. Но земля была плоской, будто стол: тот же самый морфинг Иллеи Жестокой, который оживил и заставил извергаться вулканы, нивелировал почву вокруг гор на расстоянии в тысячи стадионов. Даже в частоте появления акациевых, каобловых и пальмовых рощ, не говоря уже о расположении речек и ручьев, проявлялась какая-то неестественная регулярность, зафиксированное в керосе стремление к порядку — кратиста Иллея должна быть чрезвычайно методичной, прекрасно организованной особой.