Иные песни

Пан Бербелек поднял руку. Разбойники ели, смеялись и болтали; один отошел, чтобы отлить. Стрелки ожидали, стоя в одном ряду; Н’Зуи — присев в траве, словно окаменевшие. Над саванной тишина. Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, восемнадцать; хорошо. Он поднес кераунет, нажал на курок. Грохот — и тут же четыре следующих. Иероним тут же схватил второй кераунет, даже не поглядев, упала ли его цель. Военный клич Н’Зуи — протяжный, звериный рык, которого не способен издать человек цивилизованной морфы — раздирал ночь. Дождь куррои пал на бандитов с двух сторон, из-за северного и южного залома скалы. Никто не поднялся, никто не убегал. Негры выросли возле костра словно из-под земли — поднятые щиты, над ними острия куррои. Пан Бербелек махнул рукой по направлению к скале. Подняв первый кераунет, он побежал за разогнавшимся засадным отрядом.

В соответствии с приказом, раненых не добивали. В живых оставалось четыре разбойника, один негритянской морфы, один метис и двое эгиптян. Н’Зуи сдирали с побежденных все, что только могли: оружие, одежду, украшения, одинаково, что с живых, что с мертвых. Четыре окровавленных голых тела пан Бербелек приказал перенести к каменной стенке. Те стонали и ругались. У негра куррои торчал из живота, внутренности вываливались из раны, которая открывалась все сильнее с каждым дыханием несчастного.

Н’Зуи разожгли костры, привели верховых животных; начиналось празднование, песни, танцы и драки за добычу. По приказу Иеронима Н’Те выслал в саванну четырех часовых.

Белые собрались под скалой.

— Что будем с ними делать? — Абель оглянулся на стонущего негра. — Этот не доживет до рассвета. Вот если бы мы взяли с собой Мбулу…

— Нужно было бы сразу их добить, — буркнул нимрод.

— За некоторых из них назначены высокие награды, — сказал пан Бербелек. — Трупы пару месяцев не выдержат, а вот живых довезти можно.

Зуэя хрипло рассмеялась.

— Их предыдущие жертвы или семьи жертв заплатят даже больше, во всяком случае, за их предводителя.

— Все так, вот только как их теперь идентифицировать? — вздохнул Тобиас. — Думаешь, они признаются? А когда сориентируются в ситуации, то каждый начнет утверждать, что это именно он, как его там, Кафар.

Пан Бербелек кивнул Папугцу.

— Переведи ему, — жестом подбородка указал он на черного разбойника, — если он представит нам своих дружков, то мы сократим его мучения. Если же нас обманет, то очень легко мы сможем их продолжить.

После чего оказалось, что Ходжрик Кафар и вправду жив — это один из эгиптян, с простреленным левым плечом. И еще была награда за метиса, Гуча Ласточку.

Зуэя присела рядом с негром, приложила ему пальцы к шее. Тот перестал стонать, потерял сознание и умер.

Еще оказалось, что Ходжрик прекрасно знает греческий (чего и следовало ожидать от эгипетского гвардейца). Как только его выпотрошенный приятель простонал их имена, Ходжрик начал оскорблять и проклинать своих предполагаемых в недавнем прошлом жертв.

— Ты уж лучше пережевывай свое счастье про себя, — посоветовал ему пан Бербелек. — Перед тобой еще несколько месяцев жизни.

— Думаете, что я от вас не сбегу? — хрипел Ходжрик, обнажая кривые зубы и дергаясь в путах. — Думаете, что не сбегу от этих слепых собак Гипатии? Три раза я сбегал, так что сбегу и четвертый! Вы, пожиратели падали, вы, заржи чумные! Да я и не таких!.. Дерьмо будете жрать по одному моему слову, дерьмо! Ваших женщин продам, детей сожру, а вас буду сжигать, руки, ноги… Никуда от меня не сбежите! Я же знаю ваши имена: Бербелек! Лоттн! Амитасе! Вероний! Лятек! Рек! Я вас всех знаю! Через год, через два — и Ходжрик Кафар в ваших дверях — и дерьмо, дерьмо, говорю — да не таких как вы!.. Я помню! В четвертый раз! Даже если придется руку себе отгрызть!..

Пан Бербелек повернулся и перерезал ему горло.

— Он меня убедил, — сказал он в ответ на удивленные взгляды товарищей, осторожно оттирая лезвие халдайского стилета.

* * *

До развалин Марабратты было еще две недели пути, тем временем, Африка предлагала огромное обилие натурального зверья; гораздо легче застрелить куду, чем какого-нибудь неправдоподобного какоморфа. Через три дня после инцидента с разбойниками Алитея подстрелила свою первую добычу, молодую тапалопу. Ее не сопровождал ни Зайдар, ни Зуэя, выстрел был неточным — папалопу пришлось добить своей куррои воину Н’Зуи. (Пан Бербелек назначал воинов каждому охотнику, удалявшемуся от каравана). В сумме, все это было весьма неэстетичным: много крови, гадкая рана, тапалопа, конвульсивно отползающая куда-то в колючие кусты с практически оторванной ногой, негр, бьющий крючковатой дубиной, заржи, тут же слетевшиеся на липкие от крови останки и ужасная вонь.

Вечером они съели эту тапалопу. Алитея не отказалась от мяса; только она не выглядела гордой своим первым охотничьим успехом. Пан Бербелек решил попросить Ихмета, чтобы тот несколько последующих дней забирал Алитею с собой на охоту — в жарком антосе нирода девушка быстро избавится неприязни к крови и неизбежного отвращения к убийству, забудет о свойственных цивилизованным людям представлениях на тему смерти.