Инженер. Часть 1. Набросок

Скрипнули доски. На помост поднялась моя жена, Урухеле, у которой я был приемным мужем. Тогда, в той схватке, погибли с нашей стороны двое – Длинный, имя которого я никак не могу запомнить и который был мужем этой самой Урухеле, и еще один дядька из соседнего хутора. Садух тогда решил, что я, хоть и ганнер, слишком похож на человека, и снизошел не только до знакомства, но и принял меня в большую семью. Как я понимаю, большей частью он руководствовался расчетом, так как потеря Длинного создавала определенное напряжение в нехитрой экономике хутора, в котором он начальствовал. Брачные отношения были довольно причудливы для земного человека и допускали среди прочего так называемых приемных мужей и жен. Эти названия главным образом оформляли имущественные отношения в малой семье и практически не влияли на прочие обязательства. Так, я никогда не собирался и не спал с этой долговязой теткой Урухеле. Насколько я мог судить, она с нежностью относилась к старосте соседнего хутора и нисколько не скрывала этого. Статус приемного мужа или жены запрещал последним отчуждать любым способом или наследовать имущество малой семьи, однако наделял их определенными правами как членов большой. Большой семьей являлись все обитатели нашего хутора, так как слуг или рабов у нас не было. Наследовать собственность семьи могли бы мои дети, если бы я завел их с Урухеле, но последнее было сомнительно. Она, похоже, недолюбливала меня, хотя и старалась это скрывать. Здесь, впрочем, не было ничего нового. И на Земле сплошь и рядом живут одной семьей люди, которые только терпят друг друга. У меня же вообще не было выбора. Даже свой новый статус я осознал где-то через полгода, после того как слегка освоил местный язык.

По моим собственным подсчетам, местный год имел 412 дней. Дни года отсчитывались двадцатками, по двадцать дней, и эти двадцатки имели собственные имена. Последние двенадцать дней считались временем вне года и тратились на повальный кутеж и безделье. Именно в эти 12 дней проходила ярмарка в Саэмдиле, на которой сбывался весь годовой сбор орешка.

Меня весь этот год не покидало ощущение причастности к чему-то таинственному и великому. Хотя весь мой быт – периодические походы за орехом, переработка последнего, рубка бамбука и помол на муку его сердцевины, поиски заблудившейся скотины и прочие заботы того же рода – никак, кажется, не должен был способствовать этому, сам факт моего пребывания здесь, моего попадания сюда ломал целостную картину устройства мира, которая сложилась за долгие годы учебы и жизни на Земле. По настоящему же укрепилось это ощущение и, пожалуй, впервые за время моего нахождения здесь дало ориентир в моих действиях открытие, которое буднично поведал мне во время совместного жевания пастилы из ореха Садух, когда я уже более или менее освоился с местным языком. Оказалось, что регион, в который я попал, находился, как говорится, в заднице мира. Если бы не орех, то люди сюда бы и вовсе не пришли. Местный центр наркоторговли – Саэмдил – жил только этим и, по сути, был большим торгово-закупочным центром, в который свозился переработанный орех со всего региона. Этот орех, кстати, как выяснилось, практически не оказывал на меня никакого действия. Точнее, почти никакого. Для меня последствия его жевания выглядели как легкое опьянение и небольшая эйфория – очень похоже, как если бы я одновременно принял чашку крепкого кофе и бутылку пива. Местные же наедались, что называется, в зюзю. В целом культура потребления этого ореха, точнее, специальным образом приготовленной пастилы самых разных вариантов исполнения, сильно напоминала потребление крепкого алкоголя на Земле, с той только разницей, что это потребление не вызывало выраженного похмелья и было местным аналогом афродизиака. Я мог жевать эту пастилу сколько угодно – чем дольше я это делал, тем меньший эффект от ее употребления ощущал. У меня взялась даже привычка закидывать по утрам кусочек пастилы в рот вместо кофе, которого здесь, естественно, не знали.

Так вот, регион этот находился в глубине континента, на краю огромной страны под названием Мау¹. Было несколько государств, но Садух был не самым информированным человеком в части географии. Зато он прекрасно знал главное – основой устройства местного человечества было Скелле². Переводилось это как искусство или что-то похожее, но по описанию Садуха лучшим аналогом этому слову на русском языке было бы слово «магия». Две тайны – моего попадания сюда и тайного искусства – совпадали по определению. Просто потому что никаких других вариантов объяснения произошедшего не было. Для меня это стало сразу же рабочей гипотезой. Я необычайно воодушевился и стал подробно расспрашивать все, что члены моей большой семьи знали об этом.