Теперь… Теперь мог попытаться сбежать. За эти дни надежда на спасение не покидала меня ни на мгновение, хотя умом понимал, что это — лишь жалкая иллюзия, спасительная веревка, которая не дает мне сойти с ума от боли и издевательств — мой разум избрал самообман в качестве защитного механизма. Попав в нечеловеческие условия, человек всегда задает себе вопрос: «Смогу ли выжить?» Отрицательный ответ на этот вопрос, даже если он неверен, всегда ведет к отчаянию и нравственной гибели. Всегда говорил себе «да», даже когда все мое измученное естество кричало в ответ «нет». И вот теперь, впервые за последнее время, моя жизнь была, наконец, в моих собственных руках, но знал, борьба за выживание только начинается.
Единственным правильным выходом из той ужасающей ситуации, в которой оказался, было — взять себя в руки, сконцентрировать остатки сил и бросить их все на спасение. Знал, больше мне никто не поможет. «Каждый за себя», как сказал спасший меня пациент. Совсем не знал эту часть комплекса, но кое-какой план у меня появился. Несколько раз, когда меня проводили мимо, мне доводилось видеть эту ужасающую в своей мощи машину — морфогенетический двигатель. В том терминале, где она располагалась, замечал указатели, даже план эвакуации: если бы добрался до этого места, стало бы ясно, в каком направлении нужно двигаться, чтобы покинуть клинику. Проблема заключалась в том, что не знал, как попасть к этому двигателю, но, поскольку выбора у меня не было, просто пошел вперед, прислушиваясь к леденящим душу крикам за стенами. Мне даже не хотелось думать о том, что там происходило…
По дороге мне встретились еще несколько пациентов клиники, один из них, молодой щуплый паренек, стоял в углу, уткнувшись носом в стену, двое других промчались мимо меня со скоростью вихря, задев кушетку, находившуюся возле входа в какой-то очередной кабинет. Еще один пациент, тихо сидевший на полу, вскочил, когда посмотрел на него, и гневно проорал:
— Чего ты уставился? Чего уставился, я тебя спрашиваю!
Но он был один, к тому же, безоружен, потому сам прикрикнул на него:
— А ну успокоился!
От моих слов пациент вздрогнул и бросился бежать прочь. В следующем коридоре целая толпа людей в остервенении избивала посиневшее, уже, скорее всего, мертвое тело еще одного охранника. То, что это был охранник, понял только по его окровавленной голубой рубашке. Пациентам не хватало разума даже для того, чтобы понять, что их жертва уже была мертва, на меня они вообще никак не реагировали. Осторожно, стараясь не привлекать внимания этих людей, поднял электронный пропуск, лежавший поодаль от тела охранника, он мог мне пригодиться. Машинально прочитал имя и фамилию этого человека. С фотографии на меня смотрело улыбающееся лицо мужчины средних лет.
Бросив взгляд на то, что осталось от этого лица теперь, невольно подумал о том, что он когда-то с такой же улыбкой сам избивал других. А может и нет. Узнать это мне было не дано. Поежившись, пошел дальше.
Смотрел на встречавшихся мне пациентов и чувствовал, как сжимается сердце от странной смеси страха по отношению к этим людям и сожаления о том, что их судьбы сложились подобным образом. Многие из них были изуродованы так, что было даже сложно сказать, как они выглядели раньше. Не понимал, как это все могло с ними случиться. Порезы наверняка им наносили садисты, работавшие здесь, но откуда брались язвы и опухоли, и представить не мог. Многие были совсем без одежды, и с ужасом отмечал, что у некоторых напрочь отсутствуют гениталии… Кто и зачем мог сделать такое? Это ведь даже были не какие-то сомнительные эксперименты, это был просто неприкрытый немыслимый садизм.
Никто из пациентов практически не проявлял агрессии в мой адрес — был одет так же, как они, и они принимали меня за своего. Но в отношении сотрудников компании все они были безжалостны и непоколебимы.
В какой-то момент окончательно потерял счет времени, мне даже показалось, что брожу кругами: все коридоры и кабинеты, через которые проходил, были как две капли воды похожи друг на друга. Повсюду были зверски убитые. Никогда за свою жизнь не видел столько мертвых тел… От монотонного завывания сирены в ушах начинало звенеть, а в глазах все немного расплывалось.
Когда в очередной раз остановился, чтобы передохнуть, среди всеобщего грохота и криков услышал чей-то истошный вопль:
— ПОЛТЕРГЕЙСТ! Он здесь! Он идет! ОН ИДЕТ!
Из-за поворота в панике выбежали несколько человек, столкнувшись со мной и сбив меня с ног. Не оглядываясь и продолжая в ужасе кричать, они побежали дальше.