Съежившись под курткой, Доррин следует за Бридом и повозкой Лидрал, время от времени утирая лоб. Каньон становится все шире, а стены его все ниже. Хоть одно хорошо: дождь разогнал москитов.
XXXII
Через три дня дожди стихают, и на город Клет опускается густой туман. Река Джелликкор, все еще бурля в своем каменном ложе, проносит мимо какой-то мусор, а порой и ледяные глыбы. Лидрал отступает на шаг, обводит взглядом троицу с Отшельничьего, чуть дольше задержавшись на Доррине, оборачивается на стоящего у румпеля шкипера и вручает Кадаре и Бриду по два серебреника.
– Жаль, что так мало, но...
– Мы и так тебе благодарны, – говорит Брид. – И за плату, и за компанию, и за наставления.
– Непременно скажите Джардишу, что вы от меня. Рада бы поплыть с вами, но шкипер ждать не станет.
Кадара смотрит на речную шаланду, качающуюся на волнах взбухшей от дождей реки. Посудина трется бортом о старую деревянную пристань.
Доррин жалеет, что по части бойкости языка ему до Брида очень и очень далеко. Он будет скучать по Лидрал, тем паче что под внешностью обычной торговки сумел уловить нечто иное. И вот досада – нужные слова никак не приходят ему на ум! Тем временем она вкладывает ему в руку два серебреника.
– Надеюсь, ты сумеешь найти в Дью подходящую кузницу. Дай Джардишу знать, где тебя можно будет найти. Я наведываюсь в Дью довольно часто.
– Спасибо тебе, Лидрал.
Та улыбается.
– Приятно было путешествовать в компании. А то ведь я, признаться, уже позабыла, как это может быть славно. Но, – тут тон ее делается строже, – пора расставаться.
– Эй, купчиха, – кричит с борта бородатый шкипер, – мы отчаливаем!
Лидрал поднимается на борт, когда неряшливый юнец уже отвязывает передний линь.
Доррин провожает отходящую шаланду долгим взглядом.
– Доррин, нам тоже пора. Скоро полдень.
Доррин медленно взбирается в седло.
– Нам перепало больше, чем я ожидал, – говорит Брид Кадаре.
– Конечно, – с широкой ухмылкой отзывается девушка, – и спасибо за это скажи Доррину.
– Спасибо, Доррин, – с такой же ухмылкой произносит Брид.
– За что? – спрашивает Доррин, чувствуя, что заливается краской.
– За то, что ты безусловно очаровал нашу купчиху.
– Это точно, – весело подтверждает Кадара.
– Жаль ее, – говорит Брид, направляя мерина в сторону от реки, мимо каменных загонов с козами и маленьких хижин.
Кадара кивает:
– Да, она все тянет на себе, а этот ее братец – пустое место. Белые по-прежнему воюют с Преданием.
– Не всякий мужчина – пустое место, – замечает Доррин.
– Так ведь суть Предания вовсе не в этом, а в том, что случилось, когда мужчины не пожелали слушать женщин и даже отказали им в равном праве высказываться.
– Куда прете! – внезапно орет какая-то женщина, и Доррин натягивает поводья, чтобы Меривен не наехала на мальца, бросившегося ей чуть ли не под копыта за своим мячиком.
– Смотреть надо, куда едете! – кричит женщина, размахивая метлой так, что летит солома. – Скачут сломя голову, демоном проклятые чужеземцы! Того и гляди задавите человека!
Последняя фраза несется уже вдогонку Доррину.
– Верно, Доррин, – качает головой Кадара. – Будь осторожнее, а то весь город передавишь.
– Хотелось бы мне знать, где это и когда у женщин не было права высказываться? – бормочет про себя Доррин.
Над его головой смыкаются облака. За его спиной река Джелликкор течет на север к холодному морю, а женщина в серых лохмотьях размахивает соломенной метлой и выкрикивает ругательства.
XXXIII
Стоит Доррину сунуться на кухню, как кухарка, неприветливая особа с плоским носом, заметив его, кричит:
– Нету здесь Джардиша, он к Хиттеру пошел! Скоро вернется. А хочешь позавтракать, так помоги нам, – она указывает на бак с водой. – Вот ведро. Воду бери из заднего колодца – по этой лестнице ты спустишься прямиком к нему.
Доррин берет ведро и открывает заднюю дверь.
– И хорошенько вытри ноги, парнишка, – несется ему вослед.
Юноша выходит на утренний холод, жалея, что не смог поспать подольше. Впрочем, что за радость ворочаться в спальном мешке на жестких чердачных досках, когда в трех локтях от него спят в обнимку Кадара с Бридом?
Лестница выводит его на огороженный двор. Половину его занимают взрыхленные, но еще не засеянные грядки. Почва подернута инеем, и, направляясь к колодцу, он выдыхает пар.
Дубовое, скрепленное железом ведро, опускаясь на веревке, проламывает ледок, успевший сковать поверхность колодца. Юноша ставит колодезное ведро на уступ и переливает из него воду в ведро кухонное, не такое большое и тяжелое. Холодная вода расплескивается, обжигая его руки, как жидкий лед. Над дымоходом поднимается и сносится ветерком белая струйка дыма.
– Ноги вытри, – напоминает кухарка, когда Доррин возвращается с ведром на кухню.
Она стремительно шинкует и нарезает кубиками какие-то сомнительные овощи.
– Что, никогда не видел, как готовится похлебка? – хмыкает кухарка, завидя, что он не может отвести глаз от стремительно двигающегося ножа.
Чтобы наполнить бак, Доррину приходится спуститься к колодцу трижды.
– Управился-таки, – хмыкает кухарка – Садись, завтрак на столе.