– Хм... не сказать, чтобы не так просто... Ну, говорят, будто у его жены дурной глаз, а у дочки язык... К тому же они приезжие. Яррл устроил там мастерскую, когда я был самую малость постарше тебя, и никто по сей день не знает, откуда он родом. Мастер он хороший, но у него что на уме, то и на языке. Короче, ученики в этой кузне не задерживаются. Последний проработал три дня.
– Единственное, что я могу сделать, это попробовать.
– И то сказать, – Джардиш поднимается. – Молотком не стукнешь – гвоздя не вобьешь, не подоишь корову – молока не попьешь.
Поняв намек, поднимается и Доррин.
– Мы отправимся в путь, как только уложим свои котомки.
– Стоит ли так торопиться? Пусть красотка-боец допьет свой сидр.
– Большое спасибо за гостеприимство, – говорит, встав из-за стола, Брид.
– Не стоит благодарности. Я кое-чем обязан молодой Лидрал, а это зачтется мне в счет долга.
Сделав извилистый жест трубкой, Джардиш кладет ее на блюдо и обращается к Джэдди.
– Я пошел на пристань, к баржам. Может быть, на рынке будет зимняя форель.
– Если будет, бери только серебристую. Тусклая горчит.
Пожав плечами, Джардиш натягивает куртку.
Как только он покидает кухню, Доррин поднимается по лестнице, чтобы собрать свои вещи, пока Кадара и Брид заканчивают завтрак. Плотно скатав постельные принадлежности, он укладывает их в седельную суму, надевает куртку и с сумками через правое плечо, посохом в правой руке и спальным мешком в левой снова спускается на кухню.
Брид уже доел темный хлеб и поставил на стол кружку. У Доррина свербит в носу, и он сопит, изо всех сил стараясь не расчихаться.
– С тобой все в порядке? – спрашивает Брид.
– Да, – Доррин огибает стол и подходит к задней двери, которую открывает перед ним улыбающаяся Лисса.
Джэдди, не переставая колдовать над мукой, качает головой.
На свежем, прохладном воздухе зуд в носу Доррина унимается. Когда он открывает стойло, Меривен тихо ржет, поднимая голову над пустой кормушкой.
– Знаю, проголодалась, – бормочет юноша. – Ты у меня все время голодная.
Заглянув в закрома с кормом, он находит овес и совок. Хотя вопрос о корме они с Джардишем не обсуждали, несколько совков овса торговца не разорят. Но от одной этой мысли у Доррина начинает болеть голова. Видимо, придется оставить за этот корм монету – другую.
– Вечно ты мне хлопоты доставляешь, – укоряет он лошадь, наполняя кормушку.
Меривен принимается за еду, а он достает щетку и начинает ее чистить. Головная боль все не отпускает. Убрав щетку в седельную суму, Доррин направляется на кухню.
Кадара и Брид попадаются ему навстречу.
– Ты куда?
– Кое-что забыл, – поясняет Доррин.
– Что? – настороженно спрашивает Кадара. – У тебя вид какой-то... виноватый.
– Я тут лошадке корму добавил... Нужно заплатить.
– Нашел о чем волноваться. Горсть овса торговца не разорит.
– Нет, я должен, – обогнув девушку, Доррин шагает к лестнице.
– Думаю, Кадара, у него нет особого выбора, – говорит Брид. – Он ведь целитель.
– Что тебе, парень? – спрашивает Джэдди, руки которой по локоть в муке, когда юноша вновь появляется на кухне.
– Да вот, хотел бы оставить деньги за добавочный корм.
– Да Джардиш и не заметит, что ты там отсыпал.
– Он, может, и не заметит, но я-то знаю.
– Выходит, малый, ты повязан гармонией.
Доррин кивает.
– Жаль, что таких, как ты, мало. Будь вас побольше, глядишь, и мир был бы получше.
Стряпуха зовет служанку, а когда та появляется, велит ей завернуть юноше в дорогу кулечек фруктов.
– Оставь свой медяк на столе, – говорит она, – а насчет фруктов не беспокойся, я Джардишу скажу. Он возражать не будет.
– И все-таки тебе не стоило бы...
– Тебе тоже, парень. А теперь забирай кулек и ступай.
– Спасибо.
– Чепуха. Будет время – заглядывай. Может, сработаешь для меня в кузнице какую-нибудь безделушку.
– Обязательно.
Джэдди отворачивается к своей плите, а Доррин, прихватив кулек, спускается по лестнице и спешит к конюшне.
– Что это?
– Ябруши, персики...
Юноша укладывает фрукты в суму, а Кадара качает головой. Потом он возится с попоной, седлом, подпругами, вьюками...
– Ты готов? – спрашивает Брид, держа под уздцы мерина. Кадара уже сидит верхом.
Доррин взбирается в седло и следует за ними наружу, на промерзшую, в рытвинах и колдобинах дорогу. Однако день обещает быть солнечным, на зелено-голубом небе виднеется лишь несколько высоких белых облаков.
– Эта тропа ведет к горной дороге, – Брид указывает на запад. – Я слышал от Джардиша.
Кони ровным шагом несут всех троих на запад, к первому пологому подъему.
Когда позади остается уже не один холм, юноша опять начинает елозить в седле, ухитрившись снова натереть ноги и ягодицы. Похоже, ему никогда не научиться ездить верхом – хотя бы как Кадара.
Глубоко вздохнув, Доррин вынимает из держателя свой посох и медленно распрямляет плечи.
– Доррин! – произносит Брид, наклоняясь к конской гриве. – Я не против того, чтобы ты поупражнялся, но прошу порой озираться по сторонам. Дерево, оно твердое.
– Прости, я не подумал, что ты можешь оказаться так близко.
– А помнишь, Лортрен говорила, что когда имеешь дело с оружием, раздумывать некогда?
Доррин краснеет.