Достав листок, привезенный Джардишем перед самым ужином, Доррин вскрывает печать, но вдруг задумывается: неужели торговец проделал неблизкий путь в Дью только ради этого письма? А вдруг печать была уже вскрыта и поставлена заново? Он исследует твердый воск чувствами, но потом пожимает печами.
Трудно определить что-либо после того, как сам энергично отколупал печать ножом. Да и вообще, какая разница, читал ли Джардиш письмо? Какие там могут оказаться тайны?
Доррин приступает к чтению, почти сразу поняв, что Лидрал писала это письмо, еще не получив его ответа на предыдущее.
Доррин.
Я собиралась ехать через Пассеру и вниз по реке к Элпарте, но теперь это уже невозможно. Дорожные патрули защищают только тех торговцев, которые имеют лицензию Фэрхэвена, а на дорогах царит сплошной разбой. Даже лицензированные торговцы боятся заезжать в Спидлар и выезжать из него, хотя некоторые все равно готовы рискнуть.
Говорят, будто страшный голод в Кифриене и Галлосе позади: это так, поскольку все голодавшие уже умерли. Пастухи в большинстве своем ушли и угнали стада.
Новые горы между Галлосом и Кифриеном – их уже прозвали Малыми Рассветными Отрогами – еще остаются горячими и растапливают выпадающий снег. Один купец рассказывал, что нынче по чародейской дороге страшно ездить: снег испаряется, и вокруг стоит сплошная завеса непроглядного тумана. Горы голые, там пока ничего не растет.
Торговля идет вяло, но в этом нет ничего необычного: зимой она замирает даже в удачные годы. Надеюсь, что смогу увидеть тебя в скором времени.
Перечитав письмо еще раз и спрятав в ту же шкатулку, где хранится предыдущее, Доррин достает листок с чертежами игрушек и встает, задвинув стул. В комнате холодно, и юноша выдыхает пар.
Он выходит на заснеженный двор и направляется к кузнице по дорожке, проложенной между высокими, по грудь, сугробами.
Подойдя к горну, Доррин зажигает от его угольев сосновую щепку и засвечивает единственную лампу. Потом, добавив к тлеющим уголькам древесного угля, он берется за меха.
Пристроив поудобнее лампу, он раскладывает листок с чертежами на верстаке и снова поворачивается к мехам.
– Доррин, тебе помочь? – возле ларя для шлака стоит Ваос.
– Спасибо, но это моя работа, а не платный заказ. Во всяком случае, пока.
– Неважно. Я так согреюсь, а то холодно. Петра дала мне еще одно старое одеяло, но у горна теплее. К тому же я не устал. – Ваос зевает. – Во всяком случае, не очень устал.
– Зима нынче холодная.
– Самая холодная на моей памяти, – говорит паренек, подходя к ручке мехов. – А что ты собрался делать?
– Хочу посмотреть, не удастся ли мне смастерить кое-какие игрушки.
– А у меня никогда не было игрушек, – вздыхает Ваос.
– А какие бы ты хотел иметь?
– Не знаю, – светловолосый паренек пожимает плечами. Одеяло сползает с них, он поднимает его и закутывается снова. – Я игрушек и вблизи-то не видел, разве только у Виллума в витрине. Как-то попробовал вырезать сапожным ножом юлу, но она, почитай, и не вертелась. А Форра задал мне трепку за затупленный нож.
– Смотри ты...
– Тебе сильный жар нужен, Доррин?
Юноша присматривается к светящимся уголькам.
– Притормози на мехах... примерно вполовину.
– Так что ты хочешь сделать?
– Маленькую ветряную мельницу с рукояткой, чтобы лопасти вертелись.
– А не легче ли вырезать из дерева?
– Легче, но мне хочется сделать железный механизм. Так интереснее.
– А настоящий, большой механизм – он такой же?
– Не совсем. Для игрушки не требуется такая точность, как для настоящей машины. Но детали все равно должны стыковаться.
После того как заготовка несколько раз раскалялась докрасна и возвращалась на наковальню, на кирпичи рядом с горном ложится для охлаждения маленькое зубчатое колесико.
– Собираешься сделать сегодня еще одно? – спрашивает Ваос.
– Надеюсь смастерить три, и это будет половина работы. Завтра сделаю еще два таких и два со штырями.
– Ух ты! Сколько, оказывается, возни с игрушками.