Инженеръ Мэнни

— Нѣтъ, конечно, этого я не говорю. Схемы тѣ же, но ихъ отношеніе къ жизни измѣнилось; оно стало противоположно прежнему. Припомните, что когда-то писалъ Тэо по поводу инсинуацій умѣренной печати относительно вашей «диктатуры». Демократія, находилъ онъ, слишкомъ сильна, чтобы ее могли запугать подобными призраками. Какъ бы ни были широки полномочія, если они даны народной волей и подчинены ея постоянному контролю, въ нихъ нѣтъ ничего диктаторскаго. При этихъ условіяхъ, могущество установленной демократіей власти есть только выраженіе могущества самой демократіи: она выбираетъ наилучшія средства для общественнаго блага, и нельзя ограничивать ее въ ихъ выборѣ. А въ данномъ случаѣ, прибавлялъ Тэо, уже сама по себѣ злоба ея враговъ свидѣтельствуетъ о томъ, что выбранъ правильный путь. Тогда Тэо былъ полонъ смѣлости и призывалъ впередъ, къ новымъ завоеваніямъ; теперь онъ полонъ страха и призываетъ къ сохраненію того, что есть. А нашъ президентъ въ своей знаменитой книгѣ писалъ: Надо уступить рабочимъ то, чего они требуютъ законно; этимъ будетъ прекращена растущая вражда классовъ. Если же мы встрѣтимъ неразумно-упорное сопротивленіе тѣхъ, которые безъ усилій и заслугъ получили отъ судьбы все и не хотятъ ничего дать другимъ, тогда мы не должны отступать передъ серьезной борьбою и рѣшительными мѣрами: интересы соціальнаго мира важнѣе эгоизма привилегированныхъ. — И вотъ, въ своемъ нынѣшнемъ посланіи онъ предлагаетъ, тоже въ интересахъ соціальнаго мира, сдѣлать уступки какъ разъ этимъ привилегированнымъ…

— Это вѣрно, — сказалъ Мэнни, у васъ очень точная память. Но какъ же вы допускаете тутъ искренность, когда изъ однихъ и тѣхъ же посылокъ дѣлаются противоположные выводы? Не прямое ли это доказательство лицемѣрія?

— Нѣтъ, это не то, — отвѣчалъ Нэтти. — Прежде у нихъ была логика живыхъ людей, имъ хотѣлось, чтобы жизнь шла дальше, становилась лучше, и это подсказывало имъ тогдашніе выводы. Теперь у нихъ логика мертвецовъ, имъ хочется спокойствія и неподвижности, остановки жизни вокругъ. Съ ними случилось то, что на каждомъ шагу бываетъ съ людьми и съ цѣлыми классами, съ идеями и съ учрежденіями: они просто умерли и стали вампирами.

— Богъ знаетъ, что вы говорите, — удивился Мэнни: — я совсѣмъ не понимаю васъ.

Нэтти засмѣялся.

— Вы знаете народное преданіе о вампирахъ? — спросилъ онъ вмѣсто отвѣта.

— Конечно, знаю. Нелѣпая сказка о мертвецахъ, которые выходятъ изъ могилъ, чтобы пить кровь живыхъ людей.

— Взятое буквально, это, разумѣется, нелѣпая сказка. Но у народной поэзіи способы выражать истину иные, чѣмъ у точной науки. На самомъ дѣлѣ, въ легендѣ о вампирахъ воплощена одна изъ величайшихъ, хотя правда, и самыхъ мрачныхъ истинъ о жизни и смерти. Мертвая жизнь существуетъ, ею полна исторія, она окружаетъ насъ со всѣхъ сторонъ, и пьетъ кровь живой жизни…

— Мнѣ извѣстно, что ваши рабочіе часто называютъ капиталистовъ вампирами; но вѣдь это просто брань, или, въ крайнемъ случаѣ, агитаціонный пріемъ.

— Я говорю вовсе не о томъ. Представьте себѣ человѣка — работника въ какой бы то ни было области труда и мысли. Онъ живетъ для себя, какъ физіологическій организмъ; онъ живетъ для общества, какъ дѣятель. Его энергія входитъ въ общій потокъ жизни и усиливаетъ его, помогаетъ побѣждать то, что ей враждебно въ мірѣ. Онъ въ то же время, безъ сомнѣнія, чего-нибудь стоитъ обществу, живетъ за счетъ труда другихъ людей, нѣчто отнимаетъ у окружающей его жизни. Но пока онъ даетъ ей больше того, что беретъ, онъ увеличиваетъ сумму жизни, онъ въ ней плюсъ, положительная величина. Бываетъ, что до самаго конца, до физической смерти онъ и остается такимъ плюсомъ: ослабѣли уже руки, но еще хорошо работаетъ мозгъ, старикъ думаетъ, учитъ, воспитываетъ другихъ, передавая имъ свой опытъ: затѣмъ устаетъ мозгъ, слабѣетъ память, но не измѣняетъ сердце, полное нѣжности и участія къ молодой жизни, самой своей чистотой и благородствомъ вносящее въ нее гармонію, духъ единства, который дѣлаетъ ее сильнѣе. Однако, такъ случается рѣдко. Гораздо чаще человѣкъ, который слишкомъ долго живетъ, рано или поздно переживаетъ самъ себя. Наступаетъ моментъ, когда онъ начинаетъ брать у жизни больше, чѣмъ даетъ ей, когда онъ своимъ существованіемъ уже уменьшаетъ ея величину. Возникаетъ вражда между нимъ и ею; она отталкиваетъ его, онъ впивается въ нее, усиливается вернуть ее назадъ, къ тому прошлому, въ которомъ ощущалъ свою связь съ нею. Онъ не только паразитъ жизни, онъ ея активный ненавистникъ; онъ пьетъ ея соки, чтобы жить, и не хочетъ, чтобы она жила, чтобы она продолжала свое движеніе. Это — не человѣкъ, потому что существо человѣческое, соціально-творческое, уже умерло въ немъ; это — трупъ такого существа. Вреденъ и обыкновенный, физіологическій трупъ: его надо удалять или уничтожать, иначе онъ заражаетъ воздухъ и приноситъ болѣзни. Но вампиръ, живой мертвецъ, много вреднѣе и опаснѣе, если при жизни онъ былъ сильнымъ человѣкомъ.

— Именно такимъ образомъ вы понимаете президента и Тэо?