Инженер страны Советов

Берия ещё долго что-то говорил, но она плохо понимала что именно. Отвечала невпопад и лишь кивала головой. В тот же вечер у них в квартире появилась молодая женщина, которая назвалась Марией и которую прислал Лаврентий Павлович приглядывать за Татьяной и помогать по хозяйству. Она была, судя по разговору, достаточно образованная, как потом оказалось тоже медик, тактичная и внимательная. Через пару дней они сдружились и стало чуточку полегче, если можно так сказать, учитывая, что началась война. Однако Таня успокоилась. Она почему-то была уверена, что Миша жив и вернётся домой.

Сознание плавало в каком-то вязком и зыбком тумане. Изредка я чувствовал какие-то прикосновения, иногда в рот начинала течь жидкость и я её судорожно глотал. Но вот кто я и, главное, где я, вспомнить никак не мог. Малейшее напряжение мысли отзывалось обжигающей болью. При чём болело не где-то конкретно, а…везде. Боль была во мне, боль была вокруг меня. Сам окружающий меня туман, казалось, состоял из этой боли. Сколько я провёл времени в таком состоянии я не помнил. Наверное вечность. Наконец где то в глубие сознания забрезжила слабенькая мысль. Какая? Не знаю, но я потянулся к этой мысли и она стала чётче, а с ней стали чётче воспоминания. Я- Михаил Шершнёв. Родился в 1970ом году, живу и работаю в Москве и сейчас идёт 1941ый год, несколько дней до начала войны. Меня похитили немцы и попытались вывезти на самолёте в Германию. Самолёт упал и я потерял сознание. И где я сейчас нахожусь непонятно.

В голове что-то щёлкнуло, будто включили рубильник и я начал ощущать окружающую меня действительность, но вида, что очнулся, решил пока не подавать. Нужно для начала выяснить обстановку. Совсем рядом слышались чьи-то приглушенные голоса. Я напряг слух, но распознать речь не смог. Просто сплошное какое-то "бу-бу-бу-бу". Ладно, буду лежать и ждать, как в том анекдоте про Штирлица*, на каком языке заговорят со мной рядом.

(* Штирлиц пришёл в себя в каком-то помещении. Вокруг никого. Слышны лишь голоса за дверью.

— Так, — подумал Штирлиц, — если заговорят по-немецки, то я штандартенфюрер Макс Отто фон Штирлиц. Если по-русски, то я полковник Максим Максимович Исаев.

Тут дверь открывается, заходит милиционер и говорит; — Ну вы вчера и дали в ресторане, товарищ Тихонов.)

Однако рядом со мной не заговорили, а тихонечко запели. Тихий приятный девичий и совершенно не знакомый голосок что-то тихо-тихо напевал, при чём на русском языке. А у меня защемило сердце. Танюшка! Я собрался с силами и, открыв глаза, попытался повернуть голову и посмотреть на певунью. От совершенно незаметного движения всё тело пронзила острая боль, заставившая меня застонать. Пение тут же прекратилось и надо мной склонилась незнакомая девушка с огненно рыжими волосами. И хотя в помещении где я лежал было не так уж и светло, но казалось, что эти волосы освещают всё вокруг. И взгляд у девушки был любопытно-встревоженный, как у лисички. От этой мысли у меня губы непроизвольно дрогнули в улыбке.

— Ну слава Богу, очнулись, — с каким-то лёгким акцентом сказала Лисичка, — Вы только лежите и не вставайте, а я сейчас тятю кликну.

Она поправила простынь, которой я был укрыт и быстро убежала. Спустя мгновенье я услышал, как хлопнула входная дверь. Боль немного утихла и я смог рассмотреть помещение, где нахожусь. Похоже, что это что-то вроде отгородки в большой комнате. Вход сюда завешен чем-то вроде занавески до пола, край которой зацепился за спинку стула и теперь мне был виден кусок соседней комнаты. Везде чисто, полы выскоблены и застелены домоткаными половиками. На стене напротив видны несколько фотографий. Что на них разобрать сложно, но, похоже, что на одной из них человек в военной форме. А вообще ситуация напомнила мне то, как я впервые очнулся в этом времени. То же девушка, маленькая комнатка. Правда в прошлый раз на стенах и потолке ещё и электрические провода были, а тут их нет.

Где-то послышались тяжёлые шаги и звук открывшейся входной двери.

— Не части, Анна, — сильный мужской голос, казалось, заполнил всё свободное пространство, — очнулся и слава Богу. Пойду познакомлюсь, кто такой, а ты вон, поди поснедать чего-ни-то собери. Да болезному нашему похлёбки жидкой налей в кружку. Ему всё одно пока только жидкое можно, иначе помрёт не ровен час.

Занавеска откинулась и в мою каморку вошёл крепкий мужчина на вид лет 60ти с аккуратно подстриженной бородой. Смотрели мы с женой когда-то в будущем польский фильм "Знахарь", вот и вошедший был точь в точь как главный герой. В общем монументальный мужик, ростом чуть меньше двух метров и с комплекцией голливудского актёра-губернатора. Во всяком случае каждая ладонь у него была как две мои.

— Вижу, молодой человек, вы пришли в себя, — а вот манера говорить никак не вязалась с его внешностью. Заметив моё мимолётное замешательство он ухмыльнулся и сел рядом с кроватью на табурет. Мебель жалобно скрипнула, — Вы можете говорить? Можете назвать своё имя?