Инженер страны Советов

Новый условный знак и мы медленно движемся через чащу, стараясь не шуметь. Таким образом вышли к небольшому овражку, на дне которого горел крохотный костерок и в подвешенной металлической каске булькало какое-то немудрёное варево. Остаток пути до края склона преодолели ползком. Стало слышно, о чём говорят находившиеся внизу люди. А было их семеро. Трое в зелёных фуражках пограничников, при чём один из них с треугольничками старшего сержанта в петлицах и двое рядовых, один сержант с перекрещенными пушками артиллериста в петлицах и один рядовой, похоже из пехоты. И с ними две женщины, явно гражданские. Вот одна из них взяла длиную палку с расширением на конце, явно вырезанную из ветки, и принялась помешивать в импровизированном котелке.

— Крупы ещё на два раза осталось, — вздохнув, она вернулась на своё место.

— Надо в деревню идти, — пехотинец пересел чуть поближе к костру, — Нешто люди добрые не помогут? Мы же свои, советские. Что скажешь, старшой?

— Погодим до завтра, — старший сержант задумчиво глядел на огонь, — Что-то немчура взбаламутилась. Как бы не нарваться. Сегодня здесь переждём, а завтра с утра тронемся в путь и по пути зайдём в какую-нибуть деревню.

— Прикрывай, — шепнул я Домнину, отдавая ему немецкий автомат и свой верный "Скорпион" и с последними словами пограничника сделал шаг к костру.

— Ага, так вас там и заждались, — картина маслом. "Не ждали" называется. Одна из женщин, та что по моложе, аж подпрыгнула со словами "ой, мамочки", а вторая зажала руками рот, с ужасом глядя на меня. Ну да, видок у меня ещё тот. Сам бы если бы себя внезапно где-то увидел, то непроизвольное опорожнение кишечника было бы гарантировано, особенно если ночью и в тёмном переулке. К чести погранцов, среагировали они моментально. Только что сидели у костра и уже раскатились в разные стороны, взяв на прицел автоматических винтовок АВС-36 свои сектора. А вот артиллерист с пехтурой так и остались сидеть как истуканы, удивлённо лупая глазами.

— Погреться не пустите? А то так есть хочется, что аж переночевать негде, — попытался я немного разрядить обстановку, стараясь не смотреть в направленный прямо мне в лоб ствол.

— Кто такой? — глазами высматривая у меня за спиной возможную опасность спросил старшой.

— Да так, прохожий, — я медленно развёл руки в стороны, показывая, что оружия у меня нет, — Иду вот мимо, смотрю люди добрые сидят у костерка, да кошеварят. Дай, думаю, подойду, согреюсь. А там может меня и угостят чем.

— Ты мне зубы то не заговаривай, — прошипел погранец, — говори кто такой! Документы есть?

— Конечно есть, — я улыбнулся как можно более открыто, — Ты только пушку свою опусти и вон туда посмотри, — я кивнул чуть в сторону, где из-за кустов выглядывал ствол очень даже солидного калибра. Пограничник скосил глаза в ту сторону и нервно сглотнул, однако винтовку не опустил.

— Молодец, товарищ старший сержант, — я поощрительно улыбнулся, — А теперь подумай, что было бы, если бы это были немцы.

Казалось, что из пограничника выпустили воздух. Он выдохнул и опустил оружие.

— Кажись свои.

— Когда кажись, креститься надо. Гризли, иди сюда. Нам здесь рады, — ещё в пути договорились с Домниным, что обращаться друг к другу будем по позывным. Так он стал "Гризли", ну а я, ожидаемо, "Шершнем".

Из кустов вышел Домнин, в одной руке держа свою винтовку, а в другой, чуть на отлёте, неся за ремень кого-то, беспомощно болтающего свисающими руками и ногами.

— Ваш? — он, казалось вообще не чувствуя веса своей поклажи, довольно бережно положил молоденького паренька в красноармейской форме поближе к костру. Женщины тут же бросились к нему, опасливо поглядывая на бывшего ротмистра. И всё это молча.

— Он жив? — старший из пограничников не добро прищурился.

— Да жив он, жив. Я его так, легонько придавил. Уж больно, стервец, спрятался хорошо. Чуть было меня не подловил. Толковый малый, — Гризли как-то по доброму улыбнулся, чего с ним не случалось со дня гибели дочери.