Инженер страны Советов

– Ну и пусть возвращается! – Лисичка аж топнула ногой. – А пока он здесь, то будет весь мой.

– А ну как понесешь от него? – привел Войцех последний аргумент. – Что тогда?

– Тогда со мной останется маленький кусочек счастья, – улыбнулась Анна.

На следующий день Войцех рано утром поехал в Большие Ключищи определиться с обстановкой и узнать последние новости. Меня что-то откровенно штормило, и я решил отлежаться. Так и лежал в полудреме, размышляя о планах на ближайшее время, когда ко мне под одеяло юркнула Анна. Одежды на ней не было. Нежные, сладкие губы буквально запечатали мои, не дав сказать ни слова, руки обвили шею, и упругая девичья грудь прижалась к моей груди. А я ведь тоже не железный…

Войцех вернулся мрачный. Мельком глянув на порхающую по хозяйству, словно бабочка, довольную дочь, он лишь буркнул: «Пся крев! Не доглядел все-таки».

– Хреновое дело… – Он сел рядом со мной на лавочке во дворе. – В селе теперь новая власть. Немцы поставили бургомистра, а бывшего председателя колхоза со всем его семейством повесили на воротах его же дома. Бургомистром стал Михась Зареба, сволочь еще та. Сидел в тюрьме при поляках, попал за решетку и при Советах. Теперь вот вернулся в родные места. Хуже всего то, что он глаз на Анну положил перед тем, как в последний раз попал в тюрьму. Хороший знакомый сказал, что он со своими прихлебателями собрался к нам на хутор наведаться.

– Когда?

Известие было, мягко говоря, не самым приятным. Уж я-то помню из истории, что творили на оккупированной территории каратели и полицаи.

– Скорее всего, завтра или послезавтра. Сегодня они пьянствуют.

– Значит, будем готовиться. – Я встал с лавочки. – Оружие серьезное имеется?

– Найду. – Ротмистр тяжело вздохнул. – А может, обойдется? Припугну я их, они и уедут.

– Вот ты, Вячеслав Александрович, жизнь прожил, а ума, видать, не нажил. Они же думают, что так теперь будет всегда, и считают себя хозяевами жизни. Так что либо мы их, либо они нас. Сказать, что они с твоей дочерью сделают, попади она им в руки? Вот, вижу, понял. Так что кончать с ними надо и уходить. Иначе позже немцы начнут их искать и выйдут на вас. А у немцев разговор короткий: либо петля, либо пуля.

Вот вы видели когда-нибудь, как от здоровенной дубовой доски рукой отрывают кусок? А я видел. Зрелище, скажу я вам, страшноватое. Особенно если при этом видеть лицо бывшего ротмистра.

Мы ошиблись. Оба. Две подводы с вооруженными людьми с белыми повязками на рукавах вкатили во двор под вечер. С первой подводы соскочил, по-видимому, главный среди этой шайки и, поправив на плече довольно потертый немецкий автомат (то ли МР-38, то ли МР-40, я их особо не различаю), заорал во все горло:

– Домновский!! Курва польская, выходи, встречай новую власть! Да поклониться не забудь, свинья! – Его спутники заржали над словами своего главаря.

Ротмистр аж сплюнул от досады. Если бы полицаи приехали хотя бы завтра утром, то мы бы встретили их еще на подъезде. Теперь придется импровизировать.

– Ну что, пойду я… – Он как-то вопросительно посмотрел на меня.

– Вместе пойдем. – Я проверил магазин «Скорпиона», дослал патрон в патронник и рассовал по карманам немецкого летного комбинезона, прихваченного Домниным из разбитого самолета (клялся, что взял отдельно лежащий, видимо, запасной, а не с убитого снял), в котором я ходил все эти дни, еще два магазина. Сам ПП я засунул за ремень сзади. – Как дам команду, сразу падай на землю и не мешай мне. Ясно?

Видимо, в последней фразе было что-то такое, что заставило бывшего ротмистра вытянуться по стойке смирно и ответить «так точно».

А приехавший все не унимался:

– Эй, Домновский! Выходь давай, пока красного петуха тебе не подпустили. Да пусть дочка твоя нас хлебом-солью встретит. А мы уж ее не обидим, приголубим всем обчеством!

Новый взрыв хохота и сальных шуточек донеслись в хату. Видно было, как у Домнина сжались кулаки, а лицо стало багровым. Черт! И стоят эти ухари крайне неудобно: из восьми приехавших четверо прикрыты лошадьми, так что придется подойти к ним вплотную.

– Спокойно, ротмистр. Без нервов. Анна, укройся за печкой и не высовывайся оттуда, пока не позову. Ну что же, наш выход, Вячеслав Александрович.

Он набрал побольше воздуха и, словно ныряя в омут, сделал шаг к двери.

– Чего орешь, Михась?! – Голос Домнина едва не оглушил. – Иду я, иду.

Он вышел во двор и встал в нескольких шагах от Михася.

– Чего разорался? Глухих тут нет. Если надо чего, так и говори.

– Не, ты поглянь на него. – Главарь полицаев вплотную подошел к Домнину. – Новую власть не уважает, на учет в управе не встал, так еще и, наверное, краснопузых бандитов укрываешь?! – Он упер ствол автомата в живот ротмистра. – Я тя щас здесь шлепну, а дочку твою с собой заберу. Пусть прислуживает да грехи твои замаливает. Вы как, братва, отпустите евойной дочке грехи? – Михась, ощерившись, полуобернулся к своим подельникам.

Ну все, Домнин сейчас взорвется. Теперь мой выход. Я поправил висящую на ремне на немецкий манер, спереди слева, кобуру с пистолетом и вышел на крыльцо.