Инженеры Сталина: Жизнь между техникой и террором в 1930-е годы

Федосеев и Розанов ассимилировались, превратившись кто в рабочего и члена профсоюза, кто в комсомольца и профсоюзного работника, а Иваненко нашла другое решение проблемы. Если Федосеев горячо увлекался радиотехникой и отец целенаправленно ориентировал его на профессию инженера, то помыслы Иваненко поначалу занимала отнюдь не техника. Заканчивая рабфак в 1930 г., она больше всего интересовалась историей древнего мира. Ей хотелось изучать историю, но в то время историков в вузах не готовили. Поэтому она выбрала специальность, которая была в моде и которую ей настойчиво советовал отец. Однако ее, как дочь специалиста, в том же 1930 г. в институт не приняли. Тогда ее отец и другие крупные инженеры, чьи дети пострадали от новых правил приема в вузы, решили дать детям инженерное образование самостоятельно и независимо от государства. В «Доме инженера и техника» они организовали курсы, на которых их сыновья и дочери занимались ежедневно с 9 до 15 часов: «Там собрались лучшие преподаватели того времени, которые бесплатно и добровольно вели занятия в свободное от основной работы на заводе или в институте время»^{534}. Поскольку наличие общих базовых знаний у детей старых инженеров предполагалось само собой, программа преподавания специальных дисциплин укладывалась в один-единственный год. Таким образом, Иваненко уже в 1931 г. стала полностью подготовленным инженером, однако не могла предъявить диплома или какого-либо иного официального свидетельства о своем образовании^{535}.

Из детей интеллигенции, о которых здесь рассказывается, В.А. Богдан единственная с первого захода поступила в Краснодарский институт пищевой промышленности. Тем не менее и она видела в новой системе приема, отдававшей предпочтение членам партий и детям рабочих, большую несправедливость и угрозу для себя. По словам Богдан, даже ее подруги Лида и Таня, комсомолки, когда один знакомый рассказал им, что в вузы в первую очередь принимают партийцев из рабочих семей, отнеслись к этим правилам с неодобрением. Саму Богдан, вопреки неподходящему социальному происхождению, по-видимому, приняли благодаря отличным результатам экзаменов.^{536}

Ваньят поступала в институт в 1936 г. в совсем иной ситуации. Еще 1 августа 1931 г. ЦИК СССР постановил, что интеллигенция при приеме в вузы должна пользоваться равными правами с рабочим классом^{537}. 29 декабря 1935 г. Совнарком окончательно отменил социальные квоты в высшей школе. Правила приема на 1936 г. гласили, что в вузы принимаются граждане СССР обоего пола в возрасте от 17 до 35 лет, окончившие среднюю школу, рабфак или техникум^{538}. Таким образом, Ваньят могла не бояться, что ей, как дочери специалиста, придется столкнуться с особыми препонами. Наоборот: поскольку прием в институт теперь вновь стал зависеть от уровня знаний, она, окончив школу с отличным аттестатом, имела возможность поступить без вступительных экзаменов^{539}. Но в ее истории все же есть нечто общее с историей Иваненко, потому что и она поначалу не интересовалась инженерными специальностями, мечтая изучать математику и астрономию: «Меня влекли небо и звезды»^{540}. По несчастной случайности ее документы не пришли вовремя в Москву из Читы, и, приехав с матерью в столицу незадолго до начала семестра, в августе 1936 г., она обнаружила, что в институте уже нет мест: «Что теперь делать, куда податься?»^{541} Для 1930-х гг., по-видимому, типично, что единственным институтом, в котором места к тому моменту еще оставались, оказался технический — МИИТ, куда годом позже придет учиться и Федорова. Не менее типично и то, что Ваньят решила выбрать техническую специальность. Предложение матери изучать, подобно ей самой, иностранные языки она отвергла наотрез^{542}