Инженеры

Штальмер кивал только, обещал распорядиться, но ничего определенного сказать не мог. Однако вскоре он занялся изобретением, чтобы хоть в этом деле, которое казалось на первых порах простым, вырвать победу, взять реванш; желая поразить неожиданностью, он не сказал об этом никому и работал втайне.

Истек месяц, но ни одной догадки не пришло ему в разум. В результате всех размышлений он вынес только одно заключение, которое напрашивалось само: если бы эта проблема была простой и легкой для разрешения, то в Америке давно бы не применялись эти деревянные колотушки…

На том и закончил он свою изобретательскую деятельность…

ГЛАВА II Побежденный металл

Зноевский готовился к самой большой и ответственной плавке: импортного металла на складе оставалось всего лишь на один день. Состояние нервозности сказывалось в райкоме, в главной конторе завода, и особенно мучительным ожиданием жил эти дни Дынников, ибо с него всех больше спросили бы, если только в цехи не подадут металла из литейки.

Нарком не забыл их и нашел время, чтобы телеграммой подкрепить их веру в успех.

Еще накануне Дынников пригласил Степана к себе и, не скрывая опасений, выспрашивал, чем и как можно обеспечить хоть не полный успех? Кого послать в этот день на помощь Зноевскому? Он перебрал десяток инженеров, упомянул и о Штальмере.

— Единственно, чем он поможет, — пусть не мешает, не путается в ногах, — решительно сказал Зноевский. — Дайте мне Авдентова и Майколова.

Борис Сергеевич согласился охотно, потому что Авдентову, как инженеру, доверял вполне, — был у него достаточный срок испытать его на многом, а Майколов — средний сын Харитонушки, недавно пришедший на завод из института с отличным дипломом, был одарен, как заметил Степан, недюжинной способностью, почти инстинктом литейщика, которого следовало учить для будущего.

Плавка должна была начаться в два часа ночи, чтобы первая смена получила металл. Зноевский пришел в цех ни раньше, ни позже назначенного срока, но там уже встретил обоих инженеров, которые с ним вместе должны или потерпеть поражение и разделить его позор, или победить и разделить с ним славу.

Шихту уже загружали. Степан успел перед началом работы провести короткий митинг с рабочими, и теперь люди уже все были на своих местах. Авдентов, несколько возбужденный, ходил не торопясь у вагранок, а Зноевский — сумрачнее, чем обычно, — стоял у электропечей, изредка проверяя температуру. Он подошел к Авдентову и что-то прокричал над самым ухом.

Михаилу следовало не забывать и шихтовый двор, где могли замедлиться работы.

Огромное здание шихтового двора казалось безлюдным, хотя десятка два рабочих — серых от пыли — разбирали железный лом и увозили в тележках мелкие куски металла к вагранкам. Вверху, под самым потолком, с визгом и рокотом передвигался на колесах кран и, как хобот, опускал электромагнит на груду крупного железного лома, бракованных деталей. Бурые тяжелые куски металла приставали к нижней поверхности его диска, липли один к другому, а когда поднимался диск, они повисали в воздухе, точно неуклюжие обрубленные корни дерева, вырванные с землей. Кран сбрасывал их в железный люк, соединенный с вагранкой, — они тяжело и гулко при этом гремели.

В проходе показался Штальмер и первый поздоровался с Авдентовым.

— Уже загружаете? — спросил он.

— Да, начали.

В эту минуту кран катился над ними, и хотя острые тяжелые куски металла, приросшие к электромагнитному диску, проносились не над головой Штальмера, он все же посторонился.

Авдентов сделал вид, что не заметил такой предусмотрительности, которая граничила с трусостью человека, не привычного к жизни завода. Этот штришок в характере, не подмеченный прежде, добавил нечто в представлении Михаила о Штальмере.

К вагранкам подали воздух, и цех наполнился глухим воем. Огонь клокотал в их каменной утробе с такой силой, что заглушал всякие голоса людей и резкий стук земленабивных машин.

Зноевский не уходил из цеха ни на минуту, вместе с мастером они следили за примесями, проверяли температуру. Она медленно поднималась; прошло несколько часов, пока стрелка прибора указала нужную цифру. Фосфоритный чугун возымел свое действие.

Мастер, пробив железным стержнем летку, взял первую пробу, и Майколов записал в журнале ее время. Штальмер держался поблизости, не вмешиваясь ни во что, и только однажды спросил Зноевского, прокричав в самое ухо:

— Не рано ли еще?

Зноевский неопределенно кивнул ему.

Пробу унесли в лабораторию, но оттуда не поступило тревожного сигнала, как ждал Авдентов. Его не обольщала эта положительная оценка, и он думал, что с последующей пробой может произойти скандал.

А Степан расхаживал по цеху, сунув руки в карманы, и в лице его, немного мрачном, осунувшемся, сквозило напряжение, поднимавшееся будто одновременно с тем, как повышалась температура металла. Надлежало теперь следить, чтобы не проглядеть в расплавленной грохочущей массе даже мельчайших отклонений от нормы.