Инженеры

Землекопы расселись кто где и закурили. Сережка Бисеров — рябой, побритый парень с голубыми глазами и коротким воробьиным носом — уселся на самой вершине свеженасыпанного холма, подложив под себя дощечку.

Было жарко, Сережка расстегнул ворот зеленой, выжженной солнцем рубахи, вытянул ноги и, отдыхая, наблюдал с интересом, как Харитонушка изловчался подсунуть под гусеницу тонкую свою слегу и как ему все же удалось это. Вот Харитонушка налег животом на конец слеги, покачался на ней, потом надавил изо всей силы, — слега хрустнула, и старичок со всего размаха ткнулся в глину лицом.

— Правильно! — воскликнул Сережка. — Старинка с сединкой везде пригодится… Не робь, начинай с начала, — непременно один подымешь.

Харитонушка встал, торопливо вытер лицо руками, отряхнулся и парню ответил так:

— Ты помолчал бы, сынок семибатешный… тебе бы только язык точить… хорошо с берега на гребцов глядеть, — сам попробуй сесть в весла.

— Мне и здесь неплохо, — отозвался со своей горы Сережка.

И принялся от безделья пускать комья земли в канаву. Крупные падали на дно, а мелкие застревали по дороге, — и это, очевидно, нравилось ему. Глядя на него, занялся тем же и его приятель Володька Сенцов.

— Вот вам и «Лорейн»… Ларивон, по-русски… американский тип, — рассуждал Сережка превесело, точно радуясь несчастью. — Был такой — и нет такого. Стоило дуру такую, чучелу однорукую, из Америки привозить!.. почерпал полдня пригоршней — и свалился. Теперь вот и мучайся. Уж на что лучше народом землю копать!.. Согнать тыщу аль две, — сколь хочешь, канав нароем… без убытку… А машина — что? в ней одна хитрость, а крепости нет, — последнее дело!.. А мужичок-серячок… его куда хошь поверни — он все дыбком стоит! — восхитился Сережка. — Подбрось его кверху — и то на четырки встанет!..

И позвал молитвенным бабьим голоском:

— Харитонушка…

— Чего тебе? — огрызнулся тот.

— Ты в церковь ходишь?

— Ну, хожу…

— Помяни там за упокой Ларивона-американца.

Все рассмеялись, а Харитон сурово сказал:

— Отстань, пустослов. Иди, помогай вот, лодырь царя небесного.

— Я бы помог, да ведь у вас и без меня ничего не клеится, — нашелся Сережка враз, но даже не улыбнулся.

Харитонушка принялся тесать вторую слегу, косо поглядывая на парня:

— Тебя вот за упокой с удовольствием помяну.

— Валяй, — охотно согласился Бисеров. — Вон и Володьку со мной прихвати, за компанию. Не пропадем. Мы и там завод-гигант начнем строить, а вы здесь продолжайте. Всю землю изуставим заводами.

— То-то заработался, парень… Приехал для дела, а стал пустомелей…

— И то и другое сумеем: смотря по тому, сколько заплатят. — И уже придирчиво глянул на Харитона, который торопливо тесал топором слегу: — Ай-ай, Харитонушка… значит, богу молишься, а верить не веришь? Ишь, старается, двурушник божий!..

— Бог — что! — отозвался старик. — Его попы-архереи выдумали да богачи золотого мира, а я уж после присоединился, какой с меня спрос!

— Спро-о-сим, придет время, — грозил парень с напускной серьезностью, пытаясь поднять старика на смех. — А Как по-твоему?.. Могет твой бог — Миколай-чудотворец, или, к примеру, сам Саваоф — сойти сейчас на землю и белой ручкой вот эту машину поднять, чтобы рабочий класс выручить?.. а?

Харитонушка хитро сощурился:

— Да ведь как тебе, дураку, сказать… бывали чудеса, только не в нонешно время, и люди простые верили.

— А ты?

— Я — что, — сказал лукаво старик. — Я лапотной души человек: лыком подшит, оборничком подпоясан, могу и горшку помолиться. Мне что втемяшат — в то и поверую… А тебя вот ничем не проймешь: ты толстокожий… Намедни я встретил такого: уховерт, тебе ровня, и ростом, и умом под стать… Идет по поселку почти нагишом — так, без ничего вовсе, — только на нем и есть что одни трусы в два перста шириной… Еще секунда и те сползут! Бабы, конечно, отворачиваются, барышни шарахаются в стороны, а ему хоть бы что!.. Идет с бутылкой и песню, проклятый, поет: «Нас побить, побить хотели…» И до того пьян, что один глаз поперек стоит, другой закрылся вовсе, а не видит парень на оба. И морщится так, ровно хины нажрался. Милиционер — цап его за крыло: «Ты чей такой? Откуда?» — «Своей дорогой иду, пусти». — «Нет, не пущу, раз в нагом виде». А с поста уйти ему не позволено. Отвел в сторону, сунул под куст: «Лежи». И сам честно-благородно — на свое место. А тот полежал-полежал, соскучился, видно, опять на дорогу ползет, в голове — никакой ясности, — и опять та же песня… Вот как наши-то строители забавляются! — подмигнул Харитонушка.

Сережка Бисеров, слушая молча, уже давно приглядывался к своему приятелю Володьке Сенцову, который сидел от него неподалеку, на скате холма, и все отворачивался, ежился, словно было ему неловко, — недаром, видно, три дня без Сережки гулял.

Когда Харитонушка кончил, Сережка запальчиво спросил:

— Кто это отличился?

— Кто?.. твой закадычный дружок-приятель… Володимером звать. — И старик уличающе ткнул пальцем в сторону Сенцова: — Вот он сидит, полюбуйтесь, гражданы…

Все оглянулись на Володьку с удивлением.