Инженеры

Просунув в палатку стриженую голову и, крутя ею, молча разглядывал он незнакомых людей и вещи. Трое ужинали прямо на земле, подложив под себя пиджаки; четверо отдыхали на койках, а в углу были сложены ящики с инструментом. По одежде, запачканной известью, и инструменту легко было определить, что это — каменщики.

Восьмой жилец — рыжеватый парень, в сатиновой синей рубахе, в новых галошах на босу ногу, с крутыми дюжими плечами, какие бывают у молодых и сильных грузчиков, с густыми вьющимися волосами, сидел на некрашеном сундучке и починял сапог, зажав его между колен.

— Здорово, страннички! — поприветствовал Сережка новых своих соседей. — Отколь притопали?

— Из Владимира, — неохотно отозвался молодой мужик в лаптях, лежавший на голой койке.

— Значит, клюковники?.. «По клюкву, по ягоду-клюкву», — почти пропел Бисеров, бойко поглядывая светлыми озорными глазами. — Очень приятно, честное благородное… С новосельем вас!..

Каменщики ответили на это приветствие, кто как умел, а кудрявый рыжак промолчал, — был он, видно, не разговорчив, как и подобает мастеру сапожных дел. Засунув в голенище круглое поленце, он повернул свое сооружение подошвой вверх и принялся вколачивать в мокрый каблук гвозди. Бил метко, твердой рукой, — только почему-то надлежащего инструмента подле него не было.

— Крепко бьешь, да порется, — сказал опять Сережка, наблюдая за его работой и напрашиваясь на разговор. — А ты, — уж если приехал, — так вынимай свои щипцы — клещи — рашпили, и дело ставь на фабричный лад. — И вспомнив о своих разбитых ботинках, поинтересовался: — Заказы с воли берешь?

Но парень принял это как злую насмешку.

— Пошел к черту! — огрызнулся он, прогоняя назойливого гостя, как нищего. — Чего пристал, скобленый затылок?.. Или выглядываешь, что плохо лежит?

Тут уж ощетинился и Сережка, задетый за живое, и, кашлянув с достоинством, сказал:

— Я к тебе, родной лопоток, с добрым приветствием да о домашним вопросом, без чего безусловно никто не живет, а ты — в бутылку… да еще вором честишь, в первый раз человека видя… Что у тебя в голове-то?.. клюквенный кисель, что ли?

Вдруг кто-то сзади дернул его за плечо, — это была Настя Горохова.

— Уже сцепился?.. нельзя одного оставить, — заворчала она на Сережку, как жена на пьяного и скандального мужа. Она прибежала сюда, заслышав у первой палатки недобрые голоса, не сулившие ничего, кроме драки. — С кем ты это, репей?

— Да вон с товарищем «Киселевым» поцапались, — ответил Бисеров насмешливо и пошел прочь. — Владимирской клюквы отведал — немыта и кисла… пойти хоть сладким чаем запить.

Настя не поняла ничего из его слов, не знала никакого Киселева, а, заглянув в палатку, ахнула от удивления и радости:

— Ба-а!.. Петька! Неужто ты?

— Я… а это — ты?.. Настя! Здорово.

— Здравствуй… когда появился-то?

— Нынче, перед полднями… Вчера с Варварой разговор был, а утром — махнул сюда… Стало быть, вы здесь? а Галка? а Маруся?..

— Вместе, в одной палатке… Маруся теперь — секретарь, а мы завтра — в гавань. А ты как надумал сюда?

— Вот так, — смущенно и обрадованно улыбался Петька Радаев, разводя руками.

— Да как?! — кричала Настя.

— Да вот этак… чего, думаю, время вести, давай пойду… Ну и пришел… Тут у вас народу всякого — тьма, а никого не найдешь. Наворошили делов — заплутаться можно… да вот на счастье наши, владимирски, увидали меня. Ну я и пристал к ним пока.

— Во-он что… а здесь работы полно, — торопилась Горохова сообщить ему все разом.

Сережка, сидя на койке, уже разувался в палатке, но тут долетели к нему крик Насти и голос рыжака — такие радостные, нетерпеливые, будто встретились близкие люди, не видавшиеся несколько лет… Одна нога в сапоге, другая — в портянке, Бисеров выскочил на лужайку и увидел: Настя ведет знакомца к своей палатке.

— В чем дело? — озадаченно и ревниво крикнул Бисеров.

— Наш!.. кого не чаяли!.. Идем и ты к нам, — звала его Настя к себе в палатку.

— Хм… Принципиально не желаю. — И Сережка тут же вернулся обратно.

Совсем не по вкусу ему появление этого парня, о котором, конечно, не без умысла, не упоминала она ни разу… Сережка уже не снимал, а буквально сдирал с ноги узенький модный сапог, и вот не жалея добра, швырнул под койку.

«Верь им после таких сюрпризов, — подумал он с ненавистью. — Днем на реке говорила одно, ласкалась, а теперь — другое…»

Парфен Томилин приготовил ребятам чай, на столе мигала керосиновая лампа, поставленная на кусок жести, и Володька Сенцов, стоя подле нее, внимательно разглядывал себя в осколок зеркала.

— Что? — буркнул Сережка раздраженно. — Проверка своей красоты на предмет улучшения?.. Хорош и так… Только наши девки хитрее нас: близко подпускают — да руки обшибают.

— Ничего. Свое от нас не уйдет, — ответил Володька, помня завтрашний вечер, о котором условился с Галей.

— Нет, пожалуй, и уйдет… в шабрах у нас еще артель поселилась… восемь уховертов — ай да ну!

— Да, приехали, — робко вмешался старик Парфен, наливая в железные кружки мутный, с мусорком, жиденький чай. — По каменному делу маштаки из Владимира.