Наконец Кристиан добрался до женщины, освещавшей ему путь; на голове у нее по самые уши был надвинут грязный чепец.
Она принадлежала к тем работницам по дому, какие встречаются только в Париже, где можно найти и убогую роскошь.
Подобных созданий берут в услужение не столько для того, чтобы они заботились о вас, сколько для того, чтобы вы заботились о них.
Но Кристиан пришел сюда не для изучения парижских нравов. Едва бросив взгляд на безобразную экономку, он быстро вошел в квартиру и стал искать, куда положить свою ношу.
Он не заметил ни ковра, ни дивана; в задней комнате стояла кровать — такова была вся обстановка.
Кристиан направился к кровати, но женщина закричала:
— Эй, что вы делаете?.. Это же кровать хозяина! Ну и ну, этого только не хватало.
Кристиан, оскорбленный до глубины души, остановился.
— Но куда, извольте сказать, я могу положить эту несчастную раненую? — спросил он.
— Куда угодно, только не на кровать, — ответила старуха.
— Почему? — спросил Кристиан.
— Да потому, что кровь запачкает хозяйскую постель. Кристиану стало противно.
Постель хозяина не казалась ему достойной того, чтобы на нее пролилась эта девственная и драгоценная кровь, которая, как боялась безобразная экономка, ее запачкает.
Он ногой подтянул к себе соломенное кресло, потом придвинул другое и устроил на этом подобии дивана молодую женщину.
Старуха ворчала, но не мешала. Уложив Инженю на импровизированную постель, Кристиан поднял голову и спросил:
— Значит, хирурга нет дома?
Пламя свечи, что держала экономка, осветило его лицо.
— Смотри-ка, господин Кристиан! — воскликнула она.
— Вы знаете меня? — удивился молодой человек.
— Конечно, — сказала старуха, — и даже скажу, нехорошо, что вы не узнаете меня, господин Кристиан, после того, как я вас выходила.
Кристиан посмотрел на нее и вскричал:
— Альбертина!
— Ну да, Альбертина.
— Так я попал к господину Марату?
— Конечно.
— Как! Разве он покинул конюшни д'Артуа?
— Господин Марат отказался от должности, он больше не желает прислуживать тиранам.
Кристиан скорчил презрительную гримасу.
На миг у него мелькнула мысль перевезти Инженю в другое место.
Но куда?
Впрочем, он вспомнил, как заботливо выхаживал его Марат, с каким искусство лечил, когда он, израненный, был принесен к нему в дом, как сегодня принесли Инженю.
— Вот как, я попал к господину Марату… Но где он?
— Откуда мне знать! — проворчала Альбертина. — У него свои дела, он мне не сообщает, куда уходит.
— Ах, моя дорогая госпожа Альбертина! — воскликнул Кристиан. — Срочно найдите его, умоляю вас! Разве вы не видите, что несчастное дитя умирает!
— Срочно, срочно, легко сказать! — бормотала экономка, искоса бросив на восхитительное личико взгляд, исполненный глубочайшей ненависти к красоте, молодости и прелести. — Срочно! Я ведь говорю вам, что не знаю, где хозяин.
— О! Ищите его там, куда он имеет обыкновение ходить.
И Кристиан, вспомнив о жадности Альбертины, достал из кармана несколько луидоров и сказал:
— Вот, возьмите, дорогая госпожа Альбертина, прошу вас!
Альбертина жадно схватила деньги и действительно собралась уходить, чтобы хотя бы сделать вид, будто отправляется на поиски Марата, когда в комнате послышался вздох.
Кристиан ответил на него радостным возгласом: Инженю очнулась.
Он упал на колени перед ее креслом; Альбертина склонилась к Инженю, но не из сострадания, а из любопытства.
Девушка с трудом открыла глаза, и ее первый взгляд упал на Кристиана. Когда она узнала молодого человека, с ее щек, казалось, спала мертвенная бледность.
Нечто похожее на радостную улыбку озарило лицо несчастной.
Кристиан, стоя на коленях возле Инженю, ждал ее первого слова, и казалось, что от него зависит вся его жизнь.
Но девушка только прошептала едва внятным голосом:
— Где я?
— У очень искусного хирурга, милая моя, — ответил Кристиан. — У того, кто спас меня и спасет вас.
Слабая улыбка осветила чистое лицо девушки.
— Да, — прошептала она, — да, спасет!
И, словно пытаясь разглядеть место, куда она попала, Инженю обвела глазами комнату.
Вдруг ее глаза широко раскрылись и уставились в угол квартиры с таким ужасом, словно там она увидела Смерть, притаившуюся в темноте.
Кристиан посмотрел в ту же сторону, куда устремился испуганный взгляд Инженю, и увидел деревянную, с облупившейся позолотой раму: как живой, именно как живой, на него смотрел портрет, выражение лица которого было и угрожающим, и насмешливым.
Портрет, выполненный талантливой кистью, — по колориту он был скорее темным, чем ярким, — загораживал срезанный угол комнаты.
Мы уже отметили, что портрет был как живой и в отсутствии хозяина, казалось, следил в доме за каждой мелочью.
Инженю вскрикнула. Потом она, показав пальцем на картину, спросила сдавленным голосом:
— Кто этот человек?
— Как кто? Мой хозяин, господин Марат, — ответила старуха. — Портрет очень красивый: сделал его господин Давид, художник из друзей хозяина.
— Это он! — воскликнула Инженю, присев на ложе, устроенном для нее Кристианом.
Больше ничего она произнести не смогла; Кристиан со страхом ждал.
— Это хирург? Он? — наконец пролепетала Инженю.