Инженю меняет амплуа

Еще Брендон потешается, мерзавец! Как будто ему понравится семь лет за руку держаться! Ну да, вот конкретно сейчас мне пока ничего такого не хочется... Но это ведь изменится! И куда быстрей, чем хотел бы папочка. Паук укоризненно посмотрел на меня и покачал головой, словно бы осуждая. Я нахмурилась в ответ. Тоже мне ангел небесный. Вряд ли они с Эвелин блюли целомудрие и обсуждали поэзию! А теперь ведет себя так, словно я только за свои интересы радею!

Я все же налила папе воды, которую тот глотал быстро и жадно. Ну, отец с трудом привык к мысли, что дочь у него вообще есть, и мне думалось, что и с тем фактом, что дочь практически взрослая, он тоже будет долго смиряться. Главное, чтобы действительно сердце не прихватило.

— Дядя Дэн, нет у нее пока никаких потребностей, — начал успокаивать моего родителя Брен, предусмотрительно не приближаясь. — Но скоро появятся.

Папа недобро зыркнул на Паука, и тот покачал головой.

— Нет, не из-за меня. Просто появятся. Наверное, генетика... Уж поверьте, теперь я точно знаю, что творится в голове Джейн.

Отец заставил себя дышать глубоко и размеренно, смиряясь с такими шокирующими новостями. Он ведь отлично знал, что все и так решено, разорвать запечатление невозможно, мы с Брендоном друг без друга уже не сможем.

Папа отодвинул в сторону опустевший стакан и внезапно спросил у Брена:

— Тебе не страшно? Теперь у тебя нет ничего, что можно назвать только твоим, даже мыслей. Ты не жалеешь, мальчик? Вы ведь скованы до самой смерти.

Брендон как-то по-особенному улыбнулся и покачал головой. Мне показалось, что ему теперь известна великая тайна, которую я не пойму никогда, несмотря на то, что у нас теперь и душа одна на двоих.

— Нет, дядя Дэниэл. Это самое большое счастье — быть не одному. До самой смерти.

И все мое раздражение словно смыло морской волной. Осталась только незамутненная ничем любовь, спокойная, светлая, как воды широкой реки, текущей через равнину.

Как же хорошо, что я не дала Брену сбежать. Сколько бы я потеряла, не будь он со мной.

Мы смотрели друг другу в глаза и, кажется, ничто в мире больше не было важным.

А папа выглядел таким печальным...

На следующий день «любимого всеми» дядюшку Ларсона под охраной отправляли из замка. О, как прямо он держался, проходя по брусчатке двора. Это был его финальный выход, кульминация. И пусть министр и проиграл, однако он собирался сохранить свое величие.

А я? Что я? Просто прорывалась к родственнику через толпу глазеющих студентов и преподавателей, таща за собой на буксире еще ничего не понимающего Дина. В моей же душе клокотала жажда мести, самой страшной для Ларсона мести, какую только я была способна придумать. Мести за моего отца и его поломанную жизнь, за сгинувшего в тюрьме Альфреда Блейка и его умершую жену, за Джеффри, сожранного собственной ненавистью, и за Дина.

Мы буквально вывалились перед конвоем, изрядно смутив подчиненных тети Дафны.

Я поймала холодный взгляд дяди Ларсона и вытолкнула вперед Дина, Дина в привычном для кузена костюме-тройке, Дина, на пальце которого было надето кольцо наследника рода Лестер, которое я упорно забывала в комнате в запертой шкатулке. Все поколения наших общих благородных предков как будто вложили все лучшее в этого красавца с теплыми глазами, которые буквально лучились добротой.

— Спешу сообщить, дорогой дядя, что Дин официально признан Лестером и стал наследником рода, — даже не пытаясь скрывать злорадство, заявила я слегка опешившему родственнику, глаза которого темнели с каждым произнесенным мной словом, — а в положенное время станет и лордом. Сын Альфреда Блейка, которого вы использовали, отныне носит свою истинную фамилию. А вы так и умрете Ларсоном, ублюдком лорда Седрика.

Пожалуй, если бы не конвой, бывший министр мог бы многое сказать и сделать, но не судьба.

— Это, правда, нужно было сделать? — растерянно поинтересовался у меня Дин. Вот уж кому злорадство было совершенно чуждо. Мне даже думалось, что, наверное, он вырос похожим на миссис Блейк, свою так рано умершую мать. Откуда еще взяться этой странной всепрощающей доброте? Никто из известных мне Лестеров ее не проявлял ни единого раза, даже папа.

— Нужно, — кивнула я, довольно потирая руки. — Пусть сидит и мучается тем, что не просто проиграл, но еще и все уплыло к тому, в ком он видел только пешку. Думаю, эта мысль доставит Ларсону достаточно страданий, раз уж нельзя отдать его дяде Френсису!

В это мгновение я ощутила приближение Брендона и повернулась к нему, как стрелка, указывающая на север. Взгляд мой уже искал Фелтона, и даже на поцелуй в щеку от Дина я практически не отреагировала.

— Беги к своему ненаглядному, — подтолкнул меня Дин.

И я побежала. Мы не виделись всего несколько часов, но каждая секунда казалось вечностью, даже несмотря на то, что я ощущала и где Брен, и что с ним.