Применялись самые современные технологии: никаких взрывов, железобетон пилили алмазными пилами, струнами с коронками Сваровски (та же технология потом применялась на расчистке площадки АЭС «Белене»). Эта технология еще и беспылевая: место распила постоянно смачивалось, а грязная вода тут же удалялась. Также предусматривался дополнительный контроль соединительного шва старого бетона с новым, соблюдались различные допуски для того, чтобы передать нагрузки от одного бетона к другому. Замечательно все было организовано! Но главное — это хорошая технологическая подготовка по сшивке старого и нового бетона. Эту работу вели специалисты ОАО «Оргэнергострой» во главе с Э.Л. Кокосадзе, В.А. Дорфом, С.В. Затковецким и многими други ми специалистами. И что тут еще любопытного было: к моменту вырезки бетона мы уже провели подготовительные работы, сделали стройбазу, но всерьез-то ни один объект так и не начинался. Нас никуда не пускали. Объяснялось так: пока заказчик не даст рубить, нельзя приниматься за дело основательно. Какой смысл, если не даст? Это был своеобразный Рубикон. Перейдем — не перейдем. Да — нет, да — нет. И когда персы дали добро на вырубку первого куба, все сразу поняли: вот оно, началось! — и тут же закипела настоящая работа. По всем направлениям.
Эта интеграция проходила еще более драматично. Во-первых, поскольку это делалось впервые в истории сооружения АЭС, а возможно, и вообще в истории строительства высокотехнологичных объектов, много сил было затрачено на разработку самого подхода. Ведь помимо того, что это была другая технология, оборудование было не новым — где-то устаревшим, где-то просто ржавым. Это было всем понятно. В то же время заказчик требовал гарантий того, что интегрируемое оборудование отработает весь свой ресурс. И чтобы на это решиться, надо было, конечно, знать, с чем мы имеем дело. А открытия не всегда были приятными. Были случаи, когда смотрят — вроде бы насос хороший, красивенький, весь упакованный; разобрали — а внутри труха.
Основная работа заключалась в том, чтобы восстановить документацию оборудования, в том числе конструкторскую, без которой невозможно было изготовить запасные части. Потому что по международным и по нашим нормам без запчастей станцию пускать нельзя. А запчастей не было, и для того чтобы сделать их, нужна была конструкторская, заводская документация, которая по большей части отсутствовала. Имелись документы из строймонтажной серии. То есть у немцев неплохо было прорисовано, как установить то или иное оборудование. Впрочем, мы всегда считали, что за рубежом, у тех же немцев (а мы у них строили), в чертежах порядок. То есть если что обозначено в чертеже, то так и в реале будет. Оказалось, что далеко не так. Мы часто сталкивались с тем, что стена не там, где ей положено быть, или столба нет, а на чертежах он есть. Наверное, это связано все-таки с тем, что немцы увезли последнюю версию документации, по которой они, собственно, строили, а на площадке оставили то, что им было не нужно, — какие-то промежуточные варианты. А мы приняли их за окончательный.
И ведь не сразу разобрались, что по этим чертежам работать напрямую нельзя. Нужно было пройти по каждому зданию, по каждому помещению, сверить чертежи с фактической натурой. А у нас как? Мы посмотрели: вот здание, и размеры вроде бы правильные. Померили, убедились, что так и есть, но на сто процентов не проверили. И по этой причине, в частности, возникли такие проблемы с интеграцией в строительную часть. Всю станцию ведь не обойдешь и не обмеришь! Вот и попались: поставили оборудование на основании этих документов, а оборудование, как оказалось, в принципе не может встать. По чертежу одни размеры, а по факту — другие. По чертежам проходка под трубопровод 20 сантиметров, а в реальности — 27. И много было различных несоответствий.
То есть доверять чужим проектам нельзя, даже немецким, несмотря на то, что вроде бы немцы довольно хорошие, грамотные строители. Ну, конечно, кивают, что это они ошиблись. Нет, я думаю, это не ошибка, это просто документация нам оставлена была не соответствующая фактической картине.
И, главное, чем все усложнялось? Если бы у нас изначально была такая установка — проверять все, не верить проектам, — мы бы сразу много чего отловили. А так затрат немало понесли.
Но это еще не все! Персы давали нам только копии этих документов. А это ж какие годы! Чертежи на синьках делали. И так качество не лучшее, а на копии порой вообще ничего не разобрать. Я не скажу, что слишком много было такой документации, но процентов десять точно. В какой-то момент мы отправили всю документацию в Москву нашему генеральному проектировщику «Атомэнергопроекту», потому что неясно было, с чем работать, и разобраться в этом можно было только в проектном институте в столице. Установка была такая: чтобы номер чертежа было видно. Думали: «В случае чего мы потом по этому номеру вернемся и вытребуем подлинник».