ИО покойника

– Ах, как славно! – воскликнул Кордак, забыв даже о коньяке.

– Разумеется, их мыли и приводили в порядок, чтобы не смущать столь знатных зрителей. А голые актёры даже не подозревали о том, что они предмет созерцания. Они вели себя столь же естественно и непринуждённо, как и у себя в палатах.

– Стойте! – не выдержал Кордак. – Я скажу, что произошло дальше. Одна из дам не устояла перед соблазном и утешила «несчастненького» от всех щедрот своей души.

– Возможно, вы правы, граф. Но история об этом умалчивает. Известно лишь то, что очень быстро эта гостиница стала шикарным женским борделем, в котором великосветские дамы в порыве великодушия утешали «несчастненьких» всеми способами.

– Красивый финал!

Кордак откинулся на спинку стула и приложился к бокалу с коньяком.

– Не торопитесь, граф, – усмехнулся Борке. – Это далеко ещё не финал. История получила продолжение во время первой мировой войны, когда сюда однажды холодными ветрами военного лихолетья занесло молоденькую супругу армейского генерала. Генерал этот ведал делами призыва в действующую армию, и…

– Новобранцы! – перебил Борке граф. – Какая прелесть!

– Да, граф, новобранцы. Мадам быстро сообразила заменить душевно больных, желающими уклониться от призыва на фронт. Успех был оглушительный, и во время первой мировой войны это заведение достигло пика своего расцвета.

– Ах, как жаль, что я не побывал здесь в те времена! – не удержался от восклицания Кордак.

– Возможно, граф, возможно. Но финал у этого заведения не такой красивый, как вам бы хотелось. После революции заведение закрылось. Генеральша сбежала в Париж. Там и продолжила свою профессию сводничества, но, в основном, в среде русской эмиграции. Пока однажды какой-то ревнивый муж не зарубил её топором.

– За правое дело не жалко и жизнь положить, – с сарказмом заметил Кордак.

– История дома имела некоторое продолжение во времена НЭПа. Не менее предприимчивый профессор психиатрии проводил здесь для избранных лекции по теории Зигмунда Фрейда. Лекции часто заканчивались оргиями и свальным грехом. Но очень быстро власти этот лекторий закрыли. Профессора вскоре посадили за связь с троцкистами, и, кажется, в тридцать пятом году его расстреляли. Так, на всякий случай. Заодно с другими троцкистами.

Борке замолчал. Молчал и Кордак, удрученный то ли несчастной судьбой профессора, то ли тем, что такое прекрасное заведение прекратило своё существование.

– Итак, граф, – подвёл итог своему историческому отступлению Борке, – тот жёлтый дом, который отцы города выстроили для тех, кто по воле Создателя покинул границы человеческого разума, и стал первопроклятьем этого места. А вы говорите о недовольстве замыслом Творца какой-то кучки скопцов.

Борке отпил коньяку.

– Но вернёмся, граф, к нашим временам.

– Вернёмся, – согласился Кордак.

– Сегодня, если я не ошибаюсь, состоится официальное представление нашего героя?

– Вы правы, господин Борке. Моя интуиция подсказывает, что сегодняшний день станет определяющим. Этот день покажет, заинтересуется ли наш герой загадкой скопцов сам или ему нужно помочь.

– Мне кажется, граф, в своём выборе вы не ошиблись. Уверен, ваша помощь господину Миленькому не понадобится.

Борке иронично усмехнулся и приложился к бокалу с коньяком.

– Ваш протеже, граф, попал в такой замечательный коллектив, что карьера по вертикали ему просто обеспечена. Пока же дадим ему возможность насладиться уютом номера люкс и спокойно досмотреть свои утренние сны.

Иронию господина Борке в эту минуту мог бы оценить только сам Александр Фёдорович Миленький. В этот ранний час он действительно спал в спальной комнате основательно прокуренного третьего номера люкс на огромной двуспальной кровати. Однако назвать его сон безмятежным было бы сильным преувеличением.

Всю эту ночь Саша спасался бегством от Оя. За это время он использовал почти все способы передвижения. Он убегал от Оя по зарослям шиповника. Он пересекал вплавь потоки серной кислоты, ощущая физически, как растворяется в ней по пояс. Он прыгал по деревьям как Тарзан, обнаруживая себя в последний момент над пропастью без спасительного дерева. Он мчался от Оя на большом чёрном внедорожнике, который оказывался без тормозов. Каждый раз после этого он просыпался с бешеным ритмом сердца и онемевшими руками и ногами. Каждый раз он в испуге вскрикивал, обнаружив наяву на стене силуэт профиля Оя. И каждый раз, на самом деле, силуэт оказывался лишь тенью деревьев, спроецированных лучами лунного света на занавески окон.

Очередной сон погрузил Сашу в какие-то катакомбы. Он не сразу разобрался в том, что бредёт по мрачным закоулкам дома с куполом. В руках у Саши было помповое ружьё. Но опасение, что его единственное оружие откажет в самый острый момент, холодком бежало по спине. Коридоры перед ним причудливо извивались и время от времени закачивались тупиками. Но все тупики обязательно имели две двери, направо и налево. Каждый раз Саша останавливался перед выбором, куда повернуть. Сам не зная почему, каждый раз Саша открывал левую дверь и оказывался перед деревянной лестницей, ведущей вниз.