Лелевель оценил фундаментальное значение этого труда. «Я был захвачен им, — писал он автору. — Мной овладела жажда изучения его в такой мере, что я был вынужден приостановить текущие работы, чтобы, насколько мне позволяют подорванные силы, усвоить его выводы. И хотя со многими из них мне приходится полемизировать, я необычайно рад тому, что эта история получила новое освещение». Под впечатлением чтения Белёвского Лелевель дополнил свою книгу еще одним разделом: «Новейший взгляд на Польшу средних веков». Он признавал, что после Белёвского он должен был бы, собственно говоря, переработать заново всю книгу. «Следовало бы — но это уже не мое дело, у меня для этого нет ни положения, ни средств, ни сил». Он ограничился лишь детальной полемикой и при этой оказии обратил внимание Белёвского на целый ряд действительных его недостатков. В целом же он выражал радость, «что после нас появились способные труженики, обеспеченные большими средствами, чем мы, которые оставят нас далеко за собой». Редкий, благородный жест со стороны истинного ученого, который не замалчивает момент, когда его перерастает следующее поколение.
Впрочем, сам Лелевель как исследователь и писатель отнюдь еще не сходил со сцены. Одновременно с «Польшей средних веков» он печатал, как нам уже известно, монументальную «Географию средних веков». Сразу же затем он выпустил в свет «толстенное произведение на 902 страницах» «Народы на славянских землях». Он заключил также с Жупаньским договор на издание собрания всех своих работ по истории Польши под общим названием «Польша, ее история и проблемы». Это издание, запланированное на семь томов, со временем разрослось почти до двух десятков и было доведено до конца уже после смерти ученого. Автор сам открыто признал, что это только собрание материалов. «Это не многотомная история. Я мог о ней мечтать, убеждать себя в том, что у меня есть способности, обманывать себя тем, что есть возможности подняться на высоту этой задачи, однако такой истории нет, и я могу сказать, что на протяжении 70 прошедших лет я не мог найти благоприятного времени для ее написания.
«Нашей истории не везет на труды более обширных размеров», — заявил Лелевель в другом случае. Он не написал большой, связной истории Польши, но нельзя сказать, чтобы он не оставил нам в синтезе изложения того, как он понимал отечественную историю. В третьем томе издания Жупаньского в 1855 году он впервые опубликовал полный текст «Размышлений над историей Польши и ее народа», написанных по-французски 19 годами ранее. Фрагменты или сокращенные переработки польской версии он публиковал в брошюрах и газетах. Но лишь теперь, незадолго до смерти, он дал польскому читателю в самой Польше полное, аутентичное изложение своего взгляда на историю.
«Размышления над историей Польши и ее народа» являются конспектом истории Польши, написанным со специфической точки зрения. Эта история вековой борьбы двух главных классов нации — крестьян и шляхты. Наличие этих классов Лелевель отмечает уже на заре истории, до христианства. Некоторые историки выводили деление на кметей и шляхту из завоевания славянских земель какими-то иноземными пришельцами. Лелевель отвергает это предположение, он признает автохтонность и одного и другого класса, объясняет, как возрастало различие между ними вследствие естественных экономических процессов. Он полагает, впрочем, что в течение долгих веков оба класса имели равные права; ведь князь Земовит, основатель новой династии, был сыном кметя — Пяста. Только в XI веке, после подавления народного восстания под руководством Маслава, простой народ («гмин») оказался «пересилен», сословие кметей потеряло свои гражданские права.
Эта трактовка истории начала польского общества не соответствует, как теперь мы знаем, исторической истине. Ни один источник ничего не говорит нам о двух сословиях во времена первых Пястов — о кметях и шляхте — и об их предполагаемом равенстве; фантастична также лелевелевская этимология термина «кметь» от «уметь», а термина «шляхтич» (szlachcic, z-lechcic) — от лехитов. Однако нам вполне понятно, чем объясняется появление такого взгляда на историю в середине XIX века у руководящего борца и мыслителя польской демократии.